Убойная марка [Роковые марки] - [79]

Поскольку Гражинка до сих пор Ксавуся просто не замечала, мне ничего не стоило исполнить совет благожелательной пани Натальи. Позвоню Аните, мы просто второй раз не станем показывать Кубу Гражинке, и дело с концом.

— Очень пани признательна! — искренне поблагодарила я, хотя все обстояло не так, как я рассказала пани Наталье. Но она дала добрый совет, и он заслуживал благодарности. — Редкая пани женщина, прав пан Липский. Другая стала бы выгораживать своего воспитанника, племянника своего хозяина, а пани такая искренняя, такая добрая… не знаю, как и благодарить. А все потому, что внешне Ксавусь выглядит очень симпатичным парнем, производит хорошее впечатление…

— Производит, производит… — пробурчала пани Наталья.

— Представляю, сколько девушек пострадало из-за этого…

— Если бы только девушки! — вырвалось у пани Натальи.

У этой женщины был сильный характер. Уже давно хотелось ей выложить мне про Ксавуся все, что знала, но она себя сдерживала, ограничиваясь лишь информацией, необходимой для спасения моей мнимой подопечной. Вот и сейчас — аж зубами заскрежетала, но заставила себя прикусить язык, чтобы не сказать лишнего. Придётся её деликатно подтолкнуть, иначе панцирь лояльности на ней так и не лопнет.

— Ох, сдаётся мне, — невинно заметила я, — племянничек и самому пану Юзефу доставил немало хлопот…

На панцире вроде бы появилась трещинка.

Как бы ею умнее воспользоваться? Ведь того и гляди хозяин вернётся.

Поскольку женщина молчала, твёрдо сжав губы, я сочла за лучшее ослабить нажим, немного увести разговор в сторону, избрать другую тактику.

— Впрочем, не смею расспрашивать пани, — произнесла я, и, мне показалось, в глазах хозяйки дома мелькнуло разочарование. Неужто настроилась рассказывать, а я её лишила такого удовольствия? — Кофе у пани отличный. Давно такого не пила. И за совет спасибо. Просто и не знаю, как благодарить, и времени отняла у пани пропасть. Пора и честь знать. Одно скажу: повезло пану Юзефу, что у него такая хозяйка в доме, наверняка пани отлично готовит, о чистоте я уж не говорю, а забота о хозяине чувствуется просто в каждом слове пани.

— Это пани ещё всего не знает! — наконец лопнул панцирь. — Я пана Юзефа, можно сказать, от верной смерти спасла, уж так он разболелся, так разболелся, а все из-за этого паршивца.

Пришлось сделать вид, что не поняла:

— Из-за какого паршивца?

— Да из-за красавца этого конопатого, Ксавуся. Не зря я пани говорила — для парня ничего святого нет. Так и быть, послушайте, сами убедитесь. Уж я ли его не холила, я ли его не лелеяла, кормила-поила, в чистоте содержала и воспитать старалась, чтоб порядочный человек из него вышел. И все напрасно! Уж если таким уродился, только могила исправит. Добра он не понимает, знаете, из тех нелюдей, что только страхом взять можно. А я-то, дура, старалась.

Когда его натуру поняла — уж поздно было. Разве пану Юзефу с таким справиться? У пана Юзефа сердце мягкое, натура деликатная. А он… изверг этот… ну прямо как ножом в это мягкое сердце! Ему что, он только о своих интересах заботится. Говорила я хозяину не раз, а он мне не верил. Не может быть молодой человек таким законченным негодяем, — твердил, и все тут.

Пока сам не убедился. Пани что думает? Ведь это через него, подлеца, пан Юзеф распоряжение мне выдал: никого в дом не впускать. Если честно, то слово «никого» уж я сама выдумала, хозяин распорядился лишь насчёт Ксавуся. Не впускать его в дом, когда хозяина нет дома, и все тут!

Ксавусь прекрасно об этом знает, и все равно, пани сама видела, каков нахал! Мне и самой нелегко человека в дом не впускать, так внутри все и переворачивается, а что поделаешь?

— Езус-Мария! — всплеснула я руками. — Так что же такое этот молодой человек отмочил?

И тут пани Наталья не стала раскрываться до конца. Твёрдая натура.

— Что отмочил, то отмочил, это пани не от меня узнает. Я только ради паниной приятельницы так разоткровенничалась, жаль девушку.

Для моей приятельницы услышанного хватило бы с избытком, а вот для меня — явно недостаточно. И ясно, что большего мне в данный момент не узнать.

Ещё медленнее пить кофе я уж никак не могла, а пан Петшак все не возвращался. Ничего нового о брактеате Яксы я от пани Натальи не узнала, но выводы напрашивались сами. И не сделать их я просто не могла. Расспрашивать больше не имело смысла, однако было одно такое безопасное обстоятельство, о котором, мне кажется, говорить можно всегда.

— Ксаверий — редкое у нас имя, — задумчиво проговорила я, цедя остатки кофе. — А этого молодого человека всегда называли Ксавусем? У нас ведь принято называть близких уменьшительным именем. По-другому его не называли?

— Называли, — неохотно ответила Наталья. — Некоторые называли Кубусем. Он сам предпочитал Кубу. А ещё в школе его Ксивеком называли, кто как. Для меня он навсегда остался Ксавусем.

— А для пана Юзефа?

— Говорю пани, золотое сердце у пана Юзефа. Раз человеку нравится, то пусть будет Кубой. Так он его и звал.

Меня аж в жар бросило. Неужели я наконец отыскала Кубу?

А пани Наталья вдруг помрачнела, должно быть от воспоминаний, и совсем утратила прежнюю разговорчивость. Ясно, больше из неё ничего не вытянуть, нечего и пытаться.