Убойная марка [Роковые марки] - [76]

Так оно и получилось. Конечно, положено предварительно позвонить и договориться о встрече, как это делают все так называемые культурные люди, но я не сомневалась: он под любым предлогом откажется от встречи со мной, питая ко мне глубокую и, разумеется, необоснованную неприязнь. Следовало воспользоваться фактором неожиданности. У дома пана Петшака, где я поразительно легко нашла место для парковки машины, мне вдруг пришла в голову страшная мысль: письмо Гражинки побудило меня попытаться исправиться, стать внимательной к людям и считаться с их интересами, а меж тем я то и дело поступаю наоборот. Доказательство тому — сегодняшний мой визит к филателисту. До сих пор, как совершенно справедливо писала Гражинка, я имела прекрасный обычай сваливаться кому-нибудь на голову внезапно, без предупреждения, не считалась с тем, удобно ли это человеку или нет, главное, чтобы мне было удобно. А ведь можно же созвониться: в наше время у каждого порядочного человека имелся телефон и даже не один. Оправданием мне всегда служили обстоятельства: заставляют, дескать. А что сейчас? Я и не подумала сваливать на обстоятельства вину за своё некорректное поведение, никакие угрызения совести меня нисколечко не мучали. И получается, мой характер с каждым днём становится все хуже.

Оглушённая этим малоприятным открытием, я стояла рядом со своей машиной на стоянке, не решаясь войти в дом, и пялилась на дверь парадного. Вдруг она распахнулась во всю ширь, и из неё выскочил молодой человек с приятным лицом, густо усыпанным веснушками. Не обратив ни малейшего внимания ни на меня, ни вообще на стоянку, он решительным шагом направился в сторону улицы Пулавской. И тут навстречу ему вышли две бабы. Их я вообще до сих пор не замечала. Может, они его поджидали. Главное, столкнувшись нос к носу, они остановились все трое. То, что они говорили, я слышала отлично.

— День добрый, пани Наталья! — крикнул молодой человек. — Дядюшки нет?

— Нет, — не очень любезно ответствовала одна из баб, наверняка пани Наталья.

— Жаль! — огорчился парень. — А он мне так нужен. Я ждал его или вас. Хорошо, что вы пришли. Мне надо к вам зайти, забрать книжку…

— Ничего не выйдет! — мерзким голосом заявила баба по имени Наталья. — Пан Юзеф запретил пана впускать в дом. Вообще никого не впускать, если его нет дома.

— Но меня-то можно? — изобразил негодование молодой человек.

— А вот и нет. Ксавуся особенно, сказал он, не впускать. Ни под каким видом! Так пан Юзеф распорядились. Раз никого, то никого.

Конопатый Ксавусь попытался уговорить мегеру:

— Да бог с вами, пани Наталья, я ведь не чужой, меня-то вы знаете. А книга лежит на полке у письменного стола, вы сами можете мне её дать, вовсе и не обязательно мне входить в дом.

Наталья была непреклонна.

— Раз мне сказано — без хозяина в дом никого не впускать, я и не впущу. Мне моё место дороже. И не стану я рыться в книжках пана Юзефа. А вы, Ксавусь, и попозже можете прийти, когда сам хозяин будет дома.

— А когда дядюшка будет дома?

— Мне-то откуда знать? Он приходит, как получится. К ужину уж будет всенепременно. А может, и раньше. Вы бы позвонили.

Ксавусь не был таким упрямым, как Наталья.

— Ну что ж, придётся ещё раз забежать, хотя у меня дел невпроворот. Не могла бы пани… и всего-то одна секунда…

Но в ответ услышал непреклонное:

— Раз никого, так никого.

Другая баба стояла рядом, как каменный столб, не пошевелившись и не издав ни звука.

Только слушала этот разговор с огромным интересом — по лицу было видно. И вовсе не стоило так вытягивать шею, те двое не шептали, напротив, орали так, что вся улица могла слышать. Может, женщина была глуховата? В конце концов конопатый махнул рукой и опять устремился в направлении к Пулавской. Поглядев ему вслед, обе женщины не торопясь направились к уже знакомым мне дверям парадного. Я по-прежнему оставалась не замеченной никем, так, просто неподвижный фрагмент улицы.

— Ну и ну, — начала вторая баба, подходя к дому. — Моё дело десятое, я ничего не говорю…

— Вот и хорошо, что пани ничего не говорит, — сухо одобрила её Наталья, одновременно роясь в сумке в поисках ключа. — Чем меньше говорить, тем лучше.

Не очень долго копалась она в сумке, минуты хватило. И мне тоже хватило, чтобы обдумать свои дальнейшие действия.

Ксавусь! Это же надо, я сама выдумала это уменьшительное имя от Иакова, точнее, Якуба.

Ксавусь, Ксаверий. Ксаверий Зубило, веснушчатый, тот, кто разыскивается полицией. Ищут везде и не могут найти… Это его я видела тогда у Аниты в качестве второго, весёлого кандидата в ухажёры для Гражинки. Ещё подумала — какой загорелый. А он просто был весь в веснушках, вечером да впопыхах можно и ошибиться.

В дверях пана Юзефа домофон, самого пана нет дома, баба меня ни за что не впустит, да и поговорить с такой вряд ли удастся. Камень баба! Тот Пан её знает, а я знаю Того Пана… Привет… оказывается, не знаю! Тот Пан да Тот Пан, а ни имя, ни фамилия мне неизвестны… Значит, сослаться на знакомого не могу. О Езус-Мария, но войти-то в дом мне надо! Что делать?

«Делать» у меня всегда получалось лучше, чем «думать». Вот и теперь, не раздумывая больше, я одним кенгуриным прыжком оказалась рядом с бабами, на ходу нажав на пульт сигнализации.