– В тюрьме он.
– Как в тюрьме? За что?
– Вроде как за деньги бомжей убивал. Почти месяц как в «Крестах» сидит, – сообщила Надежда, и гость после ее слов отшатнулся и всплеснул руками.
– Он сам в этом признался?
– Ни в чем он не признавался. Его другие обвиняют.
– Мать честная. Он что, спятил? – простонал незнакомец. – А где эти убитые жили? – спросил он у Надежды.
– На проспекте Энтузиастов, на Турбинной и где-то на Петроградской стороне, – припомнила она.
Незнакомец протянул ей корзину.
– Оставь пока у себя, мне необходимо в милицию.
Убедившись, что пришелец имеет отношение к истории с мужем, Надежда разъяснила ему, как добраться до ближайшего отдела милиции, и тот заспешил вниз по лестнице.
Через несколько часов после явления Надежде столь странного гостя в квартире Георгия Николаевича Субботина раздался телефонный звонок.
Свой первый и последний за месяц свободный день Субботин на пару с женой провел на огороде в Кипени. Все остальные положенные по законодательству выходные он с коллегами посвятил милицейской службе, участвуя по приказу свыше во внешне шумливых операциях под громкими и экзотическими названиями, результатом которых было лишь растущее недовольство сотрудников и их близких, накопившаяся злость и усталость да несобранный урожай корнеплодов на огородах.
Провозившись до вечера на грядках и потаскав увесистые мешки с картофелем, он, вернувшись домой, прогрел под горячим душем нывшую поясницу, отужинал и прилег перед телевизором, мужественно борясь со сном. Это блаженное состояние и нарушил звонок его заместителя Игоря Ковалева.
– Николаич, Серебряков объявился! – возбужденным голосом сообщил тот.
– Какой Серебряков? – нехотя отозвался Субботин.
– Бомж наш убитый с Турбинки.
– Где труп-то обнаружили?
– Какой там труп. Он живой и невредимый на Васильевском острове в дежурной части сидит. Я за ним «уазик» отправил, скоро должны привезти, – начал рассказывать заместитель, и Субботин осознал, что его короткому отдыху пришел конец, и от этой тягостной мысли вновь заныла поясница. – Представляешь, сам явился и стал им про убийства втолковывать, – продолжал Ковалев. – Дежурный ничего не понял, проверил его по адресному, а там наш «сторожевик» стоит.
– Слушай, Игорь, а что там с делом? – спросил Субботин.
– Там все в ажуре, даже в Москву доложили. Я на днях с операми из «убойного» беседовал, так их начальство дырочки себе сверлит, уже наградные документы послали. Скоков месяц как арестован, три эпизода за ним, – объяснил Ковалев.
– Он что, в «расколе»?
– Вообще молчит и никаких показаний не дает, на адвоката с кулаками на бросился.
Всю дорогу в отдел Субботин проигрывал всевозможные варианты развернувшихся полгода назад событий и, едва ступив на порог вверенного ему подразделения, сразу поднялся на второй этаж в кабинет зама, где перед Ковалевым уже томилась пресловутая жертва коллективного сговора.
– Вот он, наш педагог сгинувший, – улыбаясь, объяснил тот начальнику и вновь обратился к Серебрякову: – Поделись с товарищем майором, как тебя воскреснуть сподобило?
– Я и не пропадал, как жил в Новгородской области, так и живу, – ответил тот. – А прошлой осенью, когда жилье потерял, обосновался в вашем районе. Я здесь когда-то в технаре учился.
– Биографию можешь опустить, – усаживаясь, перебил его Субботин. – Мы с ней детально ознакомились. Лучше о Скокове расскажи.
– Он правда за убийство сидит? – все еще не веря, спросил Серебряков.
– А ты думал, что ему за заслуги перед городом на доме мемориальную дощечку повесили?
– Вы все шутите, а мне сейчас не до шуток, – обиделся Серебряков. – Хорошего человека ни за что в тюрьме держат.
– А нас, хороших, когда мы сутками с работы не уходили, подвиги твои описывали и мощи по всему городу искали, вам жалко не было? – вскипел Ковалев.
Под тяжестью предъявленных обвинений Серебряков сник, виновато глядел на сыщиков, потом продолжил свой занимательный рассказ:
– Где-то перед Новым годом сплю я, как обычно, на чердаке. С вечера, чтобы не окоченеть, естественно, принял. Вдруг чувствую, что кто-то мне уши трет и по щекам лупит. Потом ощущаю, водка в рот льется. Присел я на постели и вижу, как мужик фонариком светит и бутылку протягивает. Сначала подумал, что мерещится. Дотронулся, нет, настоящая. Еще несколько глотков сделал и начал слегка соображать. А мужик мне нож и веревку под нос сует и шепчет: «Это все для тебя, козел, приготовлено. Ты уже всех здесь достал окончательно». Мне жильцы, говорит, деньги заплатили, чтобы тебя замочить… Тут, честно сказать, я струхнул. А он продолжает: «Если хочешь еще пожить, то есть у меня к тебе предложение. Даю тебе пятьсот долларов, и ты здесь больше не появляешься. Откажешься, считай себя покойником…» Позднее он нам признался, что у него все равно бы рука не поднялась. Это он специально страх нагонял.
– Остальные двое тоже живые? – спросил Субботин.
– Семен с Колькой? Вчера меня в Питер провожали. Я решил детей своих разыскать. Ягод им привез и Валентину грибков. А тут такие дела, – с горечью произнес Серебряков.
После такого многообещающего начала Субботин поднялся с дивана и стал расхаживать по кабинету, а затем обратился к заму:
