Убийство времен русского ренессанса - [19]

– Конечно, такой «глухарь» возбуждать не хочется. Хотя, когда ты ее о собрании спросил, она от неожиданности растерялась. Я за ней внимательно следил. Правда, очень быстро себя в руки взяла, – поделился наблюдениями Ковалев.

– Испуг ее, Игорь, к делу не подошьешь, а других доказательств нет, кроме заявления выжившей из ума бабки и нескольких пятен крови, неизвестно кому принадлежащей.

Всю дорогу домой Анна Сергеевна корила мужа:

– Устроила нам твоя мамочка веселую жизнь, на всех донесла. Как теперь соседям в глаза глядеть? Что ей, спрашивается, спокойно не живется?

Степан Яковлевич, опустив голову, брел рядом и виновато молчал. Только один раз он не выдержал и подал голос в защиту матери, но Анна Сергеевна тут же пресекла его желание развить излюбленную мысль о высшей справедливости. Мозг ее заработал четко и ясно, а внутренняя энергия утроилась в силу экстремальности ситуации. Согласно ее замыслу, муж со свекровью должны были немедленно отправиться на дачу и там ждать стабилизации обстановки.

– Скажи ей, что милиция потребовала уехать из-за возможного взрыва. Карательные органы она уважает, – распорядилась Анна Сергеевна, а сама пошла по соседям.

После ее рассказа некоторых из них охватило губительное для всех чувство страха, но Анна Сергеевна их успокоила, заверив, что и милицию можно обмануть. Главное, не паниковать и одинаково излагать факты.

Около шестнадцати часов в отдел милиции вернулся в стельку пьяный младший лейтенант Елкин и заплетающимся языком начал докладывать Субботину о выполненном задании.

– Я же предупреждал, чтобы ты не увлекался. А ты дорвался до халявы, что еле на ногах стоишь. Так и до лейтенанта не дослужишься.

– Обстановка требовала, товарищ майор, пришлось еще свои добавлять, – выдохнул Елкин, покачнулся и, не удержав равновесие, плюхнулся на диван.

Из его сбивчивого доклада Субботин и Ковалев поняли, что ползал в округе бомж Серега, на вид лет сорока-пятидесяти, который ночевал где-то на Турбинке, а перед Новым годом исчез. Говорил, что раньше в школе работал, комнату в коммуналке имел. Ходил в коричневом пальто и кепке.

– Похоже, «в цвет». Мы повестку в коричневом пальто нашли, – подсказал Ковалев.

Больше из участкового вытянуть ничего не удалось, и Субботин вызвал к себе водителя, которому приказал отвезти Елкина домой и уложить спать.

– Я не устал, товарищ майор, – пролепетал тот, когда его поднимали с дивана.

– Зато мы сильно утомились. Чтобы завтра в девять ноль-ноль выглядел как новорожденный, – прикрикнул на него Субботин и выпроводил из кабинета.

В конце рабочего дня вернулся и направленный в суд оперативник, который с гордостью сообщил, что откопал в архиве дело на Серебрякова Сергея Петровича 1945 года рождения. Тот на суд не явился, поэтому хотели возбудить уголовное дело за уклонение от уплаты алиментов, но жена его пожалела.

– Ты к ней заехать не догадался? – спросил Ковалев.

– Обижаете, Игорь Васильевич. Я не только к жене съездил, но и в последней его квартире побывал, – обрадовал он руководителей. – Жена моему визиту удивилась, она, оказывается, больше двух лет его не видела.

В течение получаса Субботин и Ковалев слушали рассказ своего сотрудника, и постепенно перед ними открылся жизненный путь бывшего школьного учителя, который в конечном счете привел его на чердак дома номер 5 по Турбинной улице.

Жила-была семья. Не лучше, но и не хуже многих других. Сергей Петрович мастерил на уроках труда вместе с мальчишками деревянные лопаты и металлические совки, обучая их навыкам ремесла. Их старшая дочь, закончив десятилетку, тотчас выскочила замуж и лишилась родительской опеки, а сын продолжал учиться в школе, где работал отец.

Все бы ничего, но несколько лет назад казалось бы монолитная образовательная система дала глубокую трещину, в которую провалились все ее материальные и духовные ценности. Сергей Петрович ощущал это каждый раз, получая очередную зарплату, которую платили крайне нерегулярно. Видимо, государственные мужи посчитали, что всеобщее среднее на пути к капитализму является ненужной и обременительной роскошью. Вот и охладели мальчишки к изготовлению совков, а все больше норовили себе втихаря ножик или кастет выточить, тайно помышляя о карьере бандитского «бригадира». Все это отзывалось для учителя труда болью в сердце, и он постепенно увядал.

Искать себе подходящую работу за пределами всеобщего среднего образования было для Серебрякова поздновато, поскольку возраст его приближался к пятидесяти годам. И, потеряв духовные ориентиры, пристрастился он для облегчения' своей души к крепким спиртным напиткам, а попросту запил «горькую».

Сначала жена активно боролась с охватившей его пагубной страстью: уговаривала, стыдила, устраивала скандалы, но спустя некоторое время от бессилия махнула на мужа рукой и начала готовить себя к почти неизбежному в подобных жизненных ситуациях разводу.

Всеобщее среднее в лице директора школы также не могло мириться с создавшимся положением вещей и вынуждено было расторгнуть трудовые отношения со своим нерадивым педагогом.

И стал Сергей Петрович довольствоваться случайными заработками, из которых львиная доля уходила на покупку спиртного и процесс восстановления сознания после его потребления. Словом, закрутила его жизнь в вихре и понесла, как опавший осенний листок. И с милицией ему пришлось в зрелом возрасте познакомиться, и в вытрезвителе ночевать. А как итог всему этому наступил предсказуемый развод и размен трехкомнатной квартиры, в результате которого Сергей Петрович оказался в двенадцатиметровой комнате коммунальной квартиры на проспекте Славы.