Убийство в стиле винтаж - [9]

– Ей-богу, мистер Гаскойн, я не понимаю, как так получилось. Ей-богу, мистер Гаскойн, простите меня. Ей-богу…

– Заткни свой поганый рот, – выругался главный механик. – Хочешь, чтобы тебя посадили за убийство?

– Ты что, никогда не слышал о правилах безопасности на колосниках? Или не знаешь, что…

Мэйсон вернулся в кабинет. Актеры стали расходиться по гримерным.

– А каково ваше мнение, – спросил старший из репортеров, – о наших железных дорогах, мистер Мейер? Можете сравнить их с дорогами в Британии?

Мистер Мейер неуютно поерзал на подушке и потрогал спину.

– Они великолепны, – ответил он.

Хейли Хэмблдон постучал в дверь Каролин:

– Вы готовы, Кэрол? Уже четверть двенадцатого.

– Иду, дорогой.

Он заглянул в спальню, которую она делила с Мейером. Комната выглядела точно так же, как все номера, в которых они жили во время гастролей. Гардероб в углу, яркое покрывало на кровати, несколько снимков, сделанных Каролин: она, Мейер и ее отец, приходской священник в Бэкингемшире. Сама актриса, облаченная во что-то пурпурное, сидела за туалетным столиком. Накладывая последние мазки на свое красивое лицо, она кивнула ему в зеркале.

– Доброе утро, миссис Мейер, – поздоровался Хэмблдон и поцеловал ее пальцы с тем же легким жестом, который часто использовал на сцене.

– Доброе утро, мистер Хэмблдон.

Оба разговаривали неестественно веселым ироничным тоном, к которому актеры часто прибегают в повседневной жизни.

Каролин снова повернулась к зеркалу:

– Я ужасно выгляжу, Хейли. Старею с каждым днем.

– Я так не думаю.

– Неужели? А мне кажется, думаете. Наверняка говорите себе: скоро она станет слишком стара, чтобы играть того-то и того-то.

– Ничего подобного. Я люблю вас. Для меня вы не меняетесь.

– Как мило! Спасибо! И все-таки мы стареем.

– Господи, тогда почему вы не хотите воспользоваться хотя бы тем, что нам осталось? Кэрол, разве вы не любите меня?

– Ну вот, еще одна атака. Хватит.

Каролин встала, надела красную шляпу и взглянула на него из-под полей с комическим упреком.

– Идемте, – сказала она.

Он пожал плечами и открыл ей дверь. Они вышли и не спеша отправились по коридору – красивая пара с легкими изящными движениями, отточенными многолетней практикой. В каждое свое действие, даже самое рутинное, артисты вкладывают тот бессознательный профессионализм, который многим кажется неправдоподобным. Возможно, в случае с молодыми актерами это и правда удивительно, но у людей более зрелых – просто привычка. Артисты действительно «всегда играют», хотя и не в том смысле, который подразумевают их критики.

Каролин и Хэмблдон спустились в лифте и вышли через вестибюль на улицу. Здесь они столкнулись с инспектором Аллейном, который тоже остановился в «Миддлтоне».

– Здравствуйте! – воскликнула Каролин. – Вы успели куда-то сходить? Ранняя пташка.

– Я ездил на трамвае вон на те холмы. Оказалось, город внезапно обрывается буквально в милях четырех отсюда, а дальше – зеленая травка, редкие кустики и замечательные виды.

– Звучит мило, – без особого восторга отозвалась Каролин.

– Не просто мило, – возразил Аллейн. – Это действительно волнует. Как себя чувствует ваш супруг?

– Все еще расстроен, бедняга. И синяк во всю спину, как и говорил. Похоже, это действительно был футболист. Вы придете на сегодняшний спектакль?

– Я бы с удовольствием, но у меня нет билета.

– Что за глупости. Альфи-Пух все устроит. Хейли, дорогой, напомните, чтобы я с ним поговорила.

– Нам пора, – вставил Хэмблдон. – Надо торопиться, Кэрол.

– Работа, вечно работа. – В голосе Каролин неожиданно послышались трагические нотки. – До свидания, мистер Аллейн. Заходите ко мне в гримерную после спектакля.

– И в мою, – добавил Хэмблдон. – Хочу послушать, что вы скажете о представлении. До свидания.

– Большое спасибо. Всего доброго, – попрощался Аллейн.

– Приятный человек, – заметила Каролин, когда они отошли подальше.

– Не спорю. Кэрол, вы должны меня выслушать. Умоляю вас. Сколько уже лет я преданно вас люблю – пять?

– Немного больше, милый. Пожалуй, шесть. Все началось, когда мы играли «Работягу» в «Критерионе». Вы помните…

– Отлично помню. Да, шесть лет. Вы говорили, что любите меня, что я вам не безразличен…

– Нам обязательно выяснять отношения сейчас? – перебила Каролин. – Пух говорил, что театр в конце этой улицы. Эй, осторожней!

Она вскрикнула. Хэмблдон подхватил ее под локоть и поспешил увести с оживленного перекрестка.

– Как только придем, я зайду к вам в гримерку, – пообещал Хэмблдон, – и мы закончим разговор.

– Все лучше, чем посреди улицы, – согласилась Каролин. – Как говорит мой бедный Пух, публичность бывает плохая и хорошая.

– Ради бога, – процедил Хэмблдон сквозь зубы, – перестаньте говорить мне о своем муже.

Они еще не успели дойти до театра, когда в отель «Миддлтон» заглянул Кортни Бродхед и спросил мистера Гордона Палмера. Его направили в номер мистера Палмера, где он нашел своего приятеля лежавшим в кровати и имевшим довольно бледный вид. Джеффри Уэстон, его кузен и ментор, устроился в кресле у окна, а мистер Френсис Ливерсидж растянулся поперек кровати и курил сигарету. Судя по всему, он тоже решил проведать Гордона и убедиться, что у него все в порядке.