Убийство в музее восковых фигур - [40]

Сидя здесь, в этой комнате с высокими потолками, я как будто воочию видел, как все это происходило. Наша утопающая в сумраке комната, тусклая полоска света, падающая из алькова, и сатанинская гримаса на лице Бенколина, его рука, прикрывающая глаза от света, и потоки дождя на окнах, и чуть слышный шум уличного движения – все это уступило место темному проходу, который он сейчас описывал. Открывается дверь с бульвара, впуская слабый, мерцающий серебристый свет. В проеме стоит женщина… Бенколин заговорил быстрее:

– Это Клодин Мартель. Она пришла в проход, чтобы встретиться, допустим, с Джиной Прево. Ее силуэт виден, но слишком размыто. Убийца не уверен, не может быть уверен – ведь он прошел сюда через музей, – что это и есть его жертва, мадемуазель Мартель. Он думает, что это, скорее всего она; но он должен быть уверен, а там слишком темно, чтобы быть уверенным. Наверное, он пережил несколько ужасных моментов неизвестности, пока слушал, как она в темноте ходит по проходу. Он слышит ее шаги, постукивание каблучков по каменному полу, но не может ее видеть. Клодин Мартель ходит по проходу, мадемуазель Прево ходит по улице перед музеем, тяжело стучат три сердца – и все это только потому, что старый Августин закрыл музей в половине двенадцатого и выключил свет… Джефф, если бы Клодин Мартель зажгла свет, если бы она нажала на выключатель у входа!… Тогда все было бы совсем по-другому. Но она этого не сделала, как мы знаем со слов мадемуазель Прево, которые вы слышали: «Было темно»… Теперь обратите внимание на последовательность событий, и вам станет окончательно ясна ситуация и то, что из нее следует. Ровно без четверти двенадцать Джина Прево решает войти в клуб со стороны бульвара. Она уходит от дверей музея и заворачивает на Севастопольский бульвар. Сразу же после этого мадемуазель Августин включает электричество в музее, в том числе и ту зеленую лампочку, которая расположена в углу за сатиром. Как я вам уже говорил, теперь, когда обе двери – потайная, в углу, и дверь из музея в проход – открыты, зеленый свет проникает в проход, расположенный за ними… света очень мало, но достаточно, чтобы вблизи разглядеть лицо человека… Увидев свет, Клодин Мартель резко поворачивается. Теперь отсвет зеленой лампочки падает на ее лицо, и она замечает силуэт убийцы. Девушка делает шаг назад к кирпичной стене, но убийца больше не колеблется. Она даже не успела вскрикнуть, когда он притянул ее к себе и всадил нож ей в спину… И это, Джефф, происходит в тот самый момент, когда Джина Прево отпирает дверь с бульвара своим серебряным ключом.

Детектив сделал паузу; он был очень возбужден, сигара в его руке погасла. Я представил себе эту сцену, и у меня забилось сердце: тусклый зеленый свет, удар ножом в тот самый момент, как щелкает замок от поворота серебряного ключа, и вот в проходе появляется еще одна женская фигура… С какой же болью, должно быть, упало сердце убийцы, когда он ее увидел…

Долгое, полное предчувствий – как будто крошечные пальцы прохаживаются по обнаженным нервам – молчание; непрерывное журчание воды, стекающей по стеклам снаружи…

– Джефф, – медленно продолжил детектив, – что там было дальше в проходе, мы можем только догадываться. До этого момента мы могли восстанавливать события с достаточной степенью определенности, но потом?… Свет был настолько тусклым, что убийца смог опознать жертву только вблизи; поэтому у нас нет оснований считать, что Джина Прево, стоявшая в некотором отдалении, узнала убийцу или жертву. Однако, судя по ее разговору с Галаном, она, очевидно, знала, по меньшей мере, кто была жертва. Трудно представить себе, чтобы Джина подбежала поближе посмотреть, что случилось. Она, наверное, видела, как блеснул нож, слышала звук удара, слышала, как упало тело; она поняла, что это убийство, убийца повернул к ней лицо, и вряд ли ей хотелось увидеть больше… Она вскрикнула и побежала, оставив за собой дверь открытой. Поэтому мы должны предположить, что Клодин Мартель, с ножом под лопаткой, должно быть, произнесла несколько слов.

Джина Прево узнала голос и поняла, что заколота ее подруга. Если мы примем это предположение, мы должны согласиться, что это был не просто стон: едва ли Джина Прево по одному вскрику могла узнать голос. Это были слова, Джефф, несколько слов!

Он помолчал, и потом снова в темноте зазвучал его негромкий голос:

– Итак, мы можем предположить, что в момент, когда смерть затягивала пеленой ее сознание, Клодин Мартель выкрикнула имя своего убийцы, и оно отозвалось эхом в этом пустом коридоре…

Задребезжал телефон. Бенколин взял трубку.

– Алло! – услышал я, как будто издалека, его голос. – Кто? Мадам Дюшен и господин Робике?… Хм. Ну ладно. Пусть поднимаются.

Глава 11

Я едва различал слова Бенколина. Я видел, что он говорит по телефону, но слышал его голос, как слышишь радиопередачу, погрузившись в чтение книги. Мой друг более, чем кто-нибудь другой, обладает силой внушения, основанной на тщательном подборе слов. Несколько фраз звучало у меня в голове, как колокола, и звон их разносился многоголосым эхом по всем уголкам мозга, пробуждая к жизни жуткие призраки. Темный проход и сочащийся из-за двери зеленый свет казались мне еще отвратительнее, чем когда-либо прежде. Неожиданный прыжок убийцы, притаившегося в засаде, напоминал безжалостное коварство животного. Я как будто сам переживал ужас, который почувствовала Клодин Мартель, когда этот зверь бросился на нее. Но страшнее всего была мысль о том, как умирающая девушка кричит бесчувственным стенам имя своего убийцы…