Убийство в морге [Ликвидатор. Убить Ликвидатора. Изолятор временного содержания. Убийство в морге] - [21]

— А родственники у нее есть?

— Родственники? — удивленно переспросил Тик. — Вот о ком мы никогда не говорили с ней. Знакомить меня она не пыталась, поэтому не знаю.

— Камешки от нее остались! — Джафаров достал гарнитур. — Они случайно вам не знакомы?

— Я ей подарил этот гарнитур!

— Дорогой подарок!

— К дорогим его при всем желании нельзя причислить. Но несколько зарплат и ваших, и моих он стоит.

— У нас с вами разные точки отсчета.

— Возможно, но они не имеют ни малейшего отношения к смерти Анки.

— Аслан Асланов был знаком с Анкой?

Тик удивленно посмотрел на Джафарова:

— Насколько мне известно, Аслан Акаевич во время убийства находился за много километров отсюда. А знаком он с Анкой или нет, вы это у него спросите. Я в чужие дела не вмешиваюсь. У меня профессия диаметрально противоположна вашей: я объединяю людей, а не разъединяю.

— А насколько мне известно, именно вы познакомили Анку и Асланова. Лев Львов не чурался прекрасного пола?

— Вы ваши шуточки оставьте при себе. Этот человек вам не по зубам. Аслан Акаевич сейчас находится в столице, где расположен его особняк, вы, надеюсь, в курсе. Вот и попытайте счастья… Если вас к нему пустят.

— Вряд ли! — согласился Джафаров.

— Слушайте! — обрадовался вдруг Тик. — А почему вы не дергаете Дадаева? Он имеет непосредственное отношение к смерти Анки. Или я ошибаюсь?

— Ошибаетесь! — разочаровал директора Джафаров. — Дадаева подставили…

Из ювелирторга Джафаров возвращался с твердым убеждением, что Асланов и его друг Тик очень не любят Дадаева. И единственное, что радовало его, это то, что ни Тик, ни Асланов не чувствуют за собой слежку, а значит, рано или поздно ошибутся. Лучше, конечно, раньше.

И Джафаров отдал приказ: не сводить глаз с Тика, но «вести» его с ювелирной точностью. Другой возможности выйти на старика у них не было.

Ну а в том, что чердак здания ювелирторга был общим с соседним зданием, Джафаров убедился самостоятельно.

Джафарову очень хотелось отправить агента с фотографией старика и проследить за Асланом Аслановым, но он не мог этого сделать при всем своем желании. Асланов входил в список номер один, и за ним запрещалось следить.

12

Октай Кулиев был обрезан. Но не этим он отличался от других высокопоставленных руководителей, те тоже были обрезаны. Октай Кулиев верил в аллаха и чтил его. Днем он выступал на многочисленных совещаниях и говорил о великой силе марксизма-ленинизма, а по вечерам изучал богословские книги о величии аллаха и о неисповедимых путях его.

Каждый свой приезд в столицу Кулиев отмечал душевной беседой с муфтием и молитвой в главной мечети города.

И в этот приезд Кулиев отправился в мечеть покаяться в грехах, из которых главным считал словоблудие.

Вообще Кулиев считался порядочным человеком: он не пил вина, не имел любовниц, был умерен в еде и старался со всеми жить в мире.

Еще в одном Октай Кулиев отличался от других высокопоставленных руководителей: он, на словах восхваляя «старшего брата на севере», в своей практической деятельности старался быть от него как можно дальше.

Кулиев был единственным «панисламистом» в руководстве страны, причем тайным. Правда, его тайна была общей, секретом полишинеля. Но, обсудив это, руководство решило, что «и один такой нужен».

После покаяния Кулиев принял приглашение на бешбармак и плов с каурмой. Пока последние капли крови вытекали из молодого барашка, Кулиев со своим другом муфтием разжигали аппетит сладким сырым болгарским перцем, фаршированным брынзой, помидорами и разной зеленью. Способствовали аппетиту и жареные куриные окорочка, аджап-сандал, паровая осетрина холодного копчения, каспийский залом, маринованный чеснок и много другой вкусной снеди. Когда есть деньги, можно позволить себе любые деликатесы. Даже сырокопченые колбасы венгерского и финского производства, хотя любому ясно, что в колбасу добавляют свинину, и ни муфтий, ни «панисламист» не имеют права употреблять запрещенный аллахом продукт. Но на колбасе не написано, что это — свинья, как не написано «вино» на легком муссе, которое еще не вино, но уже и не виноградный сок. И все это предназначалось для главного: поедания нежнейшего бешбармака и вкуснейшего плова с каурмой.

Чай тоже был на выбор: после цейлонского можно было выпить пиалу индийского, затем китайского, и никаких тебе пограничных конфликтов, сплошное миролюбие.

После сытного обеда на столе появились грецкие орехи и фундук, фисташки и финики, кос-халва, шербет и чок-чак, пахлава и шоколадные конфеты, присланные из столицы «старшего брата». А в больших хрустальных вазах теснились виноград «дамские пальчики», персики цвета девичьих щечек и с таким же нежным пушком, желтые груши, сквозь кожицу которых можно было разглядеть сладкий сок. Черешня и вишня не уступали друг другу размерами, а крупная земляника, гордость муфтия, лежала горкой на китайском блюде, пододвинутом поближе к знатному гостю.

Среди такого изобилия мысли текли вяло и медленно, не мешая празднику желудка. Так хорошо было вести неторопливую, ни к чему не обязывающую беседу.

— Слышали, уважаемый, наш аятолла Хомейни приговорил осквернителя Корана к смертной казни, — разглагольствовал Кулиев.