Убийство в лунном свете - [2]

— Усёк, — ответил я.

— Тогда — вводная. Наша клиентка — Жюстина Хаберман, адрес — Линкольн-Парк-Вест, сто девяносто семь. Мы для неё уже кое-что делали раньше, так что она — наш человек. Только что она мне звонила; хочет, чтобы мы снарядили к ней сотрудника за получением указаний и разъяснений. Завтра первым же поездом отправляйся в Тремонт; это чуть больше ста миль. Дельце обделай за два дня, если удастся, в любом случае — не более трёх дней тебе. Приходить сюда утром и докладывать завтра не надо. Теперь прикинем расходы.

— Угу, — отозвался я.

— Поездка по железной дороге — примерно семь долларов. В маленьком городишке, как тот, ты можешь получить комнату не дороже трёх долларов за ночь, и всего две ночи, если на всё у тебя уйдёт три дня. Кладём четыре бакса в день на питание, и, значит, всего двадцать пять баксов. Поскольку она давний клиент, я возьму с неё по двадцать пять за день, и если ты не превысишь этой сметы, за эти три дня она как раз уложится в сотню, которую и собралась на то потратить. Есть у тебя деньги или выдать аванс?

— У меня достаточно, — сказал я ему.

— О’кэй, можешь быть свободен. Ты тоже, Эм. Сегодня я больше в тебе не нуждаюсь. — Что, надо сказать, было с его стороны чертовски великодушно, поскольку было уже пять без четырёх минут, а в пять у нас конец рабочего дня.

Я сказал об этом дядюшке Эму, пока мы спускались в лифте. Он рассмеялся.

— Всё уравнивается, малыш. Иногда ты перерабатываешь пять или шесть часов, а иногда тебя отпускают на пять или шесть минут раньше. Давай-ка поужинаем за углом у Рэндольфа.

Пока мы ужинали, дядюшка Эм решил ещё немного меня просветить.

— Ты должен смотреть на это и с точки зрения агентства, Эд. Оно не подряжалось платить за всё то время, что ты протираешь штаны в задней комнатушке, хотя порой тебе и приходится там просиживать. И единственное, чем Старлок может это компенсировать, так это сделать деньги на тебе, пока ты работаешь. Разумеется, это звучит как крохоборство — когда тебе говорят тратить в день на питание не более четырёх баксов, но признайся сам: если бы ты питался за свой счёт, неужели бы тратил больше?

— Нет, конечно.

— Так-то. Взгляни с этой точки зрения. Агентству разрешено потратить сто долларов. Значит, если всё сделано за два дня и расход составляет пятьдесят долларов, то агентство зарабатывает долларов двадцать — учитывая, что твоя зарплата да расходы по содержанию конторы составят пятнадцать долларов в день. Если ты потратишь три дня и лишь двадцать долларов, агентство заработает тридцать баксов. Захотелось бы тебе, будь это агентство твоим, получить тридцать баксов за одно дело, вместо двадцати?

— Сдаюсь, дядюшка Эм.

— Прекрасно, оставим же вульгарную математику. Ты просил меня, малыш, устроить тебя на работу в наше агентство, и теперь, помоги тебе Господи, ты уже детектив. Сделай же из этой профессии для себя образ жизни. Пусть тебе не понравится и ты уйдёшь — ничего страшного, если только ты потрудился на славу.

— Понимаю, что ты имеешь в виду, — сказал я. — О’кэй, я действительно собираюсь сделать из этого образ жизни; просто у меня была парочка неудачных дней, только и всего.

— Тогда идём домой, а потом ты повидаешься с этой женщиной, с Хаберман. Затем возвращайся и…

— Ты её знаешь?

— Встречал. А что?

— Кто она?

— Она женщина, — ответил дядюшка Эм. — Так что вы поладите. Не бери в голову. Но как получишь от неё инструкции, возвращайся домой, мы их обсудим и я дам тебе несколько советов, как держаться в Тремонте и всё такое прочее.

Мы поднялись в нашу комнату, сыграли пару партий в криббидж, пока не пришло время надевать свежую рубашку и отправляться в Линкольн-Парк-Вест. Я прикинул, что явиться туда к восьми будет в самый раз.

Я, собственно, не ждал, что жилище по адресу, данному мне Беном Старлоком, окажется меблированной квартирой над пивной; мне казалось, то должен быть многоквартирный жилой дом со швейцаром и коммутатором, а потому переменил рубашку и побрился, чтобы им не взбрело в голову указать мне на вход для поставщиков. И мне стало немного не по себе, когда я увидел, что приближаюсь к частному особняку. Хорошо хоть не дворец, всего лишь дом на семь или восемь покоев, из красного кирпича и в глубине обширного участка; вокруг — масса травы и цветов да подъездная дорога, ведущая к двухместному гаражу на заднем плане. Расположение участка, однако, выгодное по меркам пригорода; да и то, что от Внутренней чикагской автодорожной петли рукой подать, увеличивало его стоимость.

Я позвонил, дверь открыла горничная. Она опередила меня, произнеся:

— Вы тот джен…льмен из сыскного бюро?

Я подтвердил, и она ввела меня в приёмную справа от вестибюля, проговорив:

— Миз Хаберман будет вниз быстро.

Я сел и, сцепив руки, некоторое время вращал большими пальцами; ничего не происходило, а потому я встал, чтобы осмотреть патефон и полки с грампластинками у дальней стены. Проигрыватель оказался роскошным «Кейпхартом» (а иных «Кейпхартов» и не бывает), записи же включали всё, что только можно — от Банни Берригана до И Эс Баха, хоть открывай магазин грампластинок не сходя с места.