Убийство в имении Отрада - [4]

— У братца было три мальчика и четыре девочки, но остался лишь один Авксентий, — вздохнула хозяйка. — Если бы не колики да оспа, и мы сейчас бы воспитывали восьмерых детей… Ох, не будем о грустном!

— В детстве и юности Авксентй и впрямь на мать был больше похож, — сказал Хитрово-Квашнин. — Теперь наше, хитрово-квашнинское, в нем проглядывает… В отставку, слава Богу, вышел. Ждал я этого. Оставил ему Нескучное, а сам сюда. Третьего дня к вечеру и прибыл в Харитоновку… Сходил на кладбище, всплакнул… Вот ведь какая штука, горазды мы ценить близкого человека только после его ухода навеки вечные… А могилка покойницы, слава Богу, в пригожем виде! Что и говорить, крепостные любили Ирину Григорьевну.

За дверями послышались шаркающие шаги, и на пороге показалась миловидная старушка в чепце старинного покроя и коричневом шелковом платье. Прищурившись и поднеся руку к глазам, она неторопливо осмотрела парадное крыльцо. Это была семидесятилетняя мать хозяина дома.

— Кто ж это к нам пожаловал? — проговорила она нараспев, остановив взгляд на госте. — Никак, Хитрово-Квашнин!

— Он, матушка, — сказал Извольский. — Приехал насовсем, в Нескучное уж больше не вернется. Сыну оставил старинное прадедовское поместье.

Отставной штабс-ротмистр поцеловал старушке морщинистую руку. На каждом пальце у нее тускло поблескивал либо перстенек, либо колечко, а на запястьях виднелись старинные браслеты с драгоценными каменьями.

— Рад встрече, Анфия Филимоновна. Как здоровье?

— Какое здоровье, отец мой?.. Живу, и слава Богу!.. Cпину отпустит, сердце прихватит, подагра утихнет, мигрень одолеет. Так-то… А ты, смотрю, вылитый Харитон Авксентьич — царствие ему небесное!.. Ну, с приездом!

— Спасибо, что вспомнили батюшку, сударыня, — поблагодарил пожилую дворянку Хитрово-Квашнин. — Он вас, насколько я знаю, уважал.

— Уважал? Он готов был сватов ко мне заслать, да Авксентий Евстафьевич запрет наложил. Олимпиаду Рахманинову вместо меня выбрал. Федцовы в глазах твоего деда были не такими родовитыми, как Рахманиновы… В старину дворяне больно разборчивы были, чуть ниже рангом сосед, на него уж и не смотрят, важничают. Время прошло, и что ж? Какую свадьбу закатила Евпраксия Ивановна Рахманинова, женив своего сына Георгия на моей двоюродной племяннице Марии, дочери секунд-майора Федцова! Молодые венчались в Знаменском, а когда ночью отправились к ней, в Казинку, то на всем протяжении пути — верст пятьдесят — свадебному кортежу дорогу освещали смоляные бочки! Такой фейерверк устроила на свадьбе, что имение едва не спалила!

— Как нашел родное гнездо? — спросил у гостя Извольский. — Слышал, управляющий не очень-то радел о Харитоновке.

— Есть, на что жаловаться. Приказчик — такая скотина, что не приведи Господь!.. Везде упущения и недосмотр, дышло ему в горло! Оставь таких подлецов без присмотра, они тебе сюрпризов-то наделают!

— Нынче это не редкость, — согласилась Анфия Филимоновна, покачивая головой. — В прежнее время того не было. Люди не вольничали, дело делали и страх имели. Помню, отец мой оставлял имение на управляющего без всякой боязни. Знал, приедет, все будет на месте, а то и с прибытком. Вот как!

— Верно, — поддержал мать Извольский. — Сегодня отовсюду слышишь: староста пройдоха, управляющий — вор, разбойник… Беда с ними! А в дальних владениях что творится? Приказчики каждый год планы повышения доходности поместий составляют, уверяют, что справятся, а приедешь к ним, конь не валялся!.. Ну, довольно об этом!.. Что ж, Евстигней Харитоныч, служил ты там, в Подмосковье, или занимался хозяйством?

Елена Пантелеевна повернулась к мужу и с удивлением воззрилась на него.

— Свет мой, забыл ты, что ли?.. Служил братец, в письмах писано.

— Ах, да, в заседателях.

Хитрово-Квашнин улыбнулся. Контузия отставного полковника нет-нет, да и сказывалась на его памяти.

— Нет, не в заседателях, Андрей Василич. Тамошнее дворянство дважды избирало меня на должность земского исправника. Опыт, если помнишь, у меня в этом деле имелся — до отъезда и здесь был капитаном-исправником.

— И как ты со своей ногой да все по этой хлопотной должности… Тебя, кажется, ранило под Малоярославцем?

— Под Вязьмой… А дело это у меня, сам знаешь, в крови. Покойный батюшка — царствие ему небесное! — еще при воеводах ловил воров да татей. Да и хромота небольшая, попривык уж, справляюсь.

— Ну, конечно, под Вязьмой. Там ты и заслужил свой орден… Многие русские офицеры проявили на поле доблесть и мужество. Всыпали тогда мы Бонапартишке! Ох, всыпали!.. Что, Анри, дали мы прикурить вашему Наполеону? — обратился Извольский к щуплому молодому человеку.

Тот сконфуженно опустил глаза, поправляя большие круглые очки в костяной оправе.

— Я за дружьба межьду француз и русский.

— Конечно, за дружбу!.. А если французики вновь сунутся к нам, то наши чудо-богатыри зададут им перца не хуже, чем в двенадцатом!.. Так, пока время позволяет, сходим-ка мы, Евстигней Харитоныч, на двор. Мне не терпится показать тебе конюшню и псарню.

— Что б недолго там, душа моя, — напомнила мужу Елена Пантелеевна. — Гости уж скоро пожалуют.

ГЛАВА 2

Извольский сначала показал гостю оранжерею, находившуюся справа от господского дома, среди яблонь и вишен густого сада. В продолговатом деревянном здании росли померанцевые, персиковые и лимонные деревья, выращивались груши-бергамоты, абрикосы, ананасы, сливы, черешни. Один из уголков украшали карликовые пальмы, рододендроны, орхидеи. Пахло влажной землей и цветочным нектаром.