Убийство в частной лечебнице - [56]

Филлипс молчал. Потом он переплел пальцы красивых ухоженных рук и, внимательно их разглядывая, заговорил снова.

— Есть и еще кое-что. Томс сказал вам, что я вскрыл для той инъекции новую трубочку с таблетками?

Аллейн не шелохнулся, но вслушался внимательней.

— Да, — тихо сказал он.

— Так и есть! Господи, ну что за наивно-бестактное существо! Вы придали какое-нибудь значение этой второй трубочке?

— Я запомнил это.

— Тогда слушайте. В течение всей недели до этой операции я буквально лез из кожи вон. Я полагаю, когда любовь приходит к человеку моего возраста, он по уши увязает… по крайней мере, так говорят психологи… и я… словом, я не мог думать ни о чем больше, кроме как о том кошмарном положении, в котором мы оказались, — Джейн и я. В ту пятницу, когда мы говорили с О'Каллаганом, я чуть не сошел с ума от его чертова невыносимого самодовольства. В тот момент я мог убить его. Я не спал ночами. Пытался пить и пробовал снотворное. Мне было очень плохо, Аллейн. И тут, в довершение всего, появляется он, уже как пациент, и я должен оперировать. Томс еще и подсыпал соли на рану своим проклятым рассказом о какой-то пьеске. Я едва соображал, что делаю. Я вел себя как автомат, — он замолк и поднял глаза. — Возможно, — сказал он, — я совершил ошибку относительно первой трубочки. Она могла быть и не пустой.

— Даже если бы трубочка была полной, — заметил Аллейн, — как это объяснило бы, что таблетки попали в мензурку?

— Я… что вы сказали?

— Вы говорите, что первая трубочка могла быть и не пустой, и вы хотите, чтобы я сделал из этого вывод, что вы ответственны за смерть сэра Дерека?

— Я… Я… Да, таково мое предположение, — пробормотал Филлипс.

— Намеренно или случайно это произошло?

— Я не убийца, — гневно ответил сэр Джон.

— Тогда каким образом таблетки попали в мензурку?

Филлипс молчал.

Инспектор минуту выждал, потом, с необычной интонацией сказал своим глубоким голосом:

— Значит, вы не понимаете идеалистов?

— Что? Нет!

— Я вам не верю.

Филлипс уставился на него, мучительно покраснел, потом пожал плечами.

— Вы хотите, чтобы я все это изложил письменно? — спросил он.

— Не думаю. Позже, если понадобится. Вы были очень откровенны со мной. Я ценю и вашу честность, и мотивы. Послушайте, а что вы можете мне сказать, что могло бы помочь вам самому? Со стороны офицера полиции это необычный вопрос, но все-таки…

— Не знаю. Я полагаю, все против меня. Я угрожал О'Каллагану, значит, едва представилась возможность, дал ему сверхдозу гиосцина… Это все выглядит очень подозрительно, даже то, что я сам делал укол, но это мой обычай, особенно когда анестезиологом у меня Робертс, поскольку он терпеть не может делать уколы. Еще более подозрительно, что я использовал слишком много дистиллированной воды. Опять же, такова моя привычка. Я могу доказать это. Я могу доказать, что предлагал леди О'Каллаган прибегнуть к услугам другого хирурга, но она настояла, чтобы оперировал я. Вот и все. Но я не думаю, чтобы… Нет, это все.

— У вас есть какие-нибудь теории относительно остальных участников операции?

— Вы хотите сказать, насчет того, кто это сделал? Никаких. Я полагаю, это связано с политическими мотивами. Как это было сделано, у меня нет ни малейшего понятия. Я не могу подозревать никого из тех, кто работал вместе со мной. Это немыслимо. Вы сказали что-то насчет патентованных лекарств. В этом что-то есть?

— Мы в данный момент как раз исследуем этот вопрос. Я не знаю, обнаружится ли что-нибудь. Кстати, почему доктор Робертс не любит делать уколы?

— Это чисто личная причина, не имеющая никакого отношения к данному делу.

— Это потому, что он некогда превысил дозу лекарства?

— Если вы и так это знаете, то зачем спрашивать меня? Проверяете мою правдивость?

— Если хотите, да. Он не оставался с пациентом наедине?

— Нет. Ни разу за все время.

— Оставалась ли одна из сиделок в операционной наедине с пациентом до операции?

— Сиделки? Не знаю. Я бы этого все равно не заметил. Они начали приготовления до того, как мы пришли в операционную.

— Мы?

— Томс, Робертс и я.

— А как насчет мистера Томса?

— Не помню. Может быть, он и заходил в операционную, чтобы посмотреть, все ли готово.

— М-да. Я уверен, что понадобится следственный эксперимент — реконструкция всей операции. Вы могли бы выделить нам время завтра?

— Вы хотите сказать, изобразить операцию, как в пантомиме?

— Если не возражаете. Мы вряд ли сможем провести операцию по-настоящему, разве что мне удастся найти члена Парламента, страдающего острым аппендицитом.

Филлипс сардонически усмехнулся.

— Не надо, а то еще я дам ему сверхдозу гиосцина, — сказал он. — Вам нужна вся бригада, которая была на операции?

— По возможности…

— Если только не будет экстренной операции, во второй половине дня у меня ничего не запланировано. Не думаю, чтобы появились экстренные операции. Клиника, — мрачно добавил Филлипс, — скорее всего придет в упадок. Моя последняя крупная операция пользуется несколько скандальной известностью.

— Так как же? Вы сможете собрать для меня остальных завтра днем?

— Попытаюсь. Это будет очень неприятно. Сиделка Бэнкс нас оставила, но ее можно найти.