Убийство - [18]

Но больше — никого. По крайней мере, сейчас я больше никого не мог назвать. Только Пита Павлова.

Было еще рано, не больше восьми, когда я приехал в дансинг. На эстраде было темно, и будка, в которой Мира Павлова обычно восседала в качестве кассирши, была закрыта. В зале горел только один светильник. Однако в офисе у Пита Павлова тоже горел свет. Поэтому я перепрыгнул через турникет и прошел через танцзал.

Он сидел за столом, пересчитывая пачку денег. Я был уже почти в дверях, когда он поднял голову, вздрогнул, его пальцы метнулись к выдвижному ящику стола.

Потом он узнал меня и с неудовольствием проворчал:

— Черт тебя побери, Бобби. Не подкрадывайся к людям, не то получишь как-нибудь заряд в задницу.

Я засмеялся и принес извинения. Сказал, что, надеюсь, он не собирается оказывать сопротивление, если кто-нибудь вздумает его ограбить.

— Ты, что ли? С чего это пришло тебе в голову?

— Ни с чего, сам не знаю. Ведь вы застрахованы от ограбления? Так зачем же рисковать своей жизнью ради какой-то страховой компании?

По тому, как вспыхнули его глаза и неуловимо изменилось выражение лица, я понял, что эти мысли и ему приходили в голову, то есть и он не прочь заработать на страховке. Его интересовали деньги, а не общественное мнение. Мошенничество со страховкой было самым прямым и коротким путем к цели. А Пит, надо отдать ему должное, являл собой образец прямого и целеустремленного человека.

И я был бы рад помочь ему совершить такое мошенничество. В общем, я сделал бы все, что от меня зависит, чтобы ему это удалось. К несчастью, он инстинктивно чувствовал недоверие ко мне, за что, впрочем, я уважал его еще больше.

Некоторое время он смотрел на меня в упор тяжелым немигающим взглядом. Потом что-то пробурчал, сплюнул в урну, и откинулся на спинку стула. Уселся поудобнее, заложил руки за голову и опустил глаза на крышку стола, потом медленно перевел взгляд на меня.

— Вот что я тебе расскажу, — сказал он. — Когда-то в наших краях жила ищейка. Самая быстроногая собака, какую только можно себе представить. Знаешь, что с ней случилось?

— Наверное, перевернулась на полном ходу, — ответил я.

— Точно. И вышибла себе мозги о собственный зад. Чертовски красивая была собака и бегала шустро, как наскипидаренная. Я все удивляюсь, почему она не поняла такой простой вещи...

Я улыбнулся. Пита вовсе не интересовала эта аллегорическая собака. Его никто не интересовал. Как и меня самого, Пита интересовал только результат, а не способ его достижения.

Он кончил считать деньги. Положил их в кассовый ящик и запер в сейф. Потом вернулся и сел на угол стола, закинув одна на другую толстые ноги.

— Ну что же ты, — теперь его жесткие орехового цвета глаза были устремлены на меня, — ночевать здесь собрался? Может, хочешь, чтобы я уложил тебя в постельку?

— Извините, — я неохотно поднялся, — я только...

— Ну, так что у тебя на уме?

— Ничего. Вообще-то я просто заскочил поздороваться. Как раз выпала свободная минутка, вот я и...

Выражение его лица было непроницаемым. Он снова сплюнул в урну — не глядя. Я откашлялся, чувствуя, что краснею от неловкости. Внезапно он встал и направился к двери.

— У меня тоже есть свободная минутка, — бросил он через плечо, — пошли, угощу тебя содовой.

Я последовал за ним в угол танцзала; говорю — последовал, потому что он опережал меня на полшага. Я было собрался заплатить за себя, но он оттолкнул мою руку и бросил в автомат две монеты.

Протянул мне бутылку, буркнул что-то в ответ на мое «спасибо» и откупорил свою.

Мы стояли бок о бок, едва не касаясь друг друга и смотрели, как на эстраде начинают собираться музыканты. Всего несколько дюймов разделяло нас — несколько дюймов и молчание.

Он допил, облизнул губы и бросил бутылку в пустой ящик.

Я нехотя допил свою и тоже от нее избавился.

— Я так понимаю, — неожиданно заговорил он, глядя не на меня, а куда-то в другой конец зала, — что вечером вы с Мирой опять куда-то собрались?

Я ответил, что да. Когда Мира закончит работу. Помолчал и добавил:

— Если вы не возражаете, мистер Павлов.

— Не вижу никаких причин для возражения.

— Надеюсь, что так, — сказал я. — Но я имею в виду... я хочу сказать...

— Я тебе вот что скажу, — перебил он меня, но заговорил не сразу, а сначала рыгнул. — Лично я от тебя никакого толка не видел. Никогда, насколько я помню. Думаю, ты и сам это знаешь.

— Знаю. И даже выразить не могу, как я жалею об этом, мистер Павлов.

— Не могу сказать, что не жалею об этом. Относиться к человеку хорошо всегда приятнее, чем относиться плохо. — Он снова рыгнул, пробурчав что-то про газы. — С другой стороны, у меня нет никаких причин относиться к тебе с недоверием. Ничего, на что я мог бы точно указать. Ты всегда был вежливым со мной и относился ко мне по-дружески. Я не слышал, чтобы ты участвовал в каких-нибудь грязных проделках. Кроме этой истории с Ральфом, хотя, честно говоря, вряд ли это можно назвать грязной проделкой. Это пройдет, как прошло у меня, когда я вышел из твоего возраста.

— Я знал, что вы поймете, — начал я. — Мистер Павлов, я...

— Я все сказал, — отрезал он. — У меня нет аргументов против, хотя нет и за. Когда меня не трогают, я тоже не трону. Я умею ладить с людьми, покуда они ладят со мной. Нравятся они мне или нет — дело десятое. Думаю, мы с тобой поняли друг друга. А теперь мне пора заняться своими делами.