Убийство на Знаменской - [4]

— Ну-с, доброе утро, доктор, — поприветствовал Сухорукова весельчак Гаевский. — А вы, поди, и не знали, чем сегодня заняться?

— Да, знаете ли, сидел в части, давился булочкой с маком и думал: хоть бы к висельнику какому вызвали. А тут всё гораздо интереснее: одним ударом и трахея перерезана, и сонная артерия, а уж с лицом что сделано…

— Продолжайте, вы так интересно рассказываете, — попросил Владислав, склоняясь над трупом.

— Разрез шеи, как вы можете видеть, имеет длину не менее шести дюймов и является безусловно смертельным. Нанесён одним ударом. На лице множественные порезы и колотые раны…

— То есть это была не бритва… — тут же заключил Гаевский.

— И не столовый нож со скруглённым кончиком. Это орудие именно с заточенным остриём: нож, кинжал.

— Что скажете о времени смерти? — спросил Агафон Иванов, осматривавший тем временем детали мужской одежды, разбросанные по комнате: пиджак, длинный тёмно-коричневый плащ, развязанную бабочку.

— Судя по тому, что челюстной отдел полностью окоченел, и окоченение спустилось к рукам, но не охватило ног, ну, а также оценивая температуру тела, я бы отнёс момент смерти к интервалу от пяти до восьми часов до нашего появления. То есть, жертва погибла после часа ночи, но не позднее четырёх, — доктор вытащил из жилетного кармана часы на цепочке и взглянул на циферблат, сверяя с ним свои выводы. — Да, такая оценка представляется достоверной.

— Что скажете про возраст? — продолжал расспрашивать Иванов.

— Примерно сорок пять — пятьдесят лет.

Агафон, закончив осмотр одежды убитого, подвёл итог:

— Ни документов, ни записной книжки, ни визитных карточек. Только бумажник и вот ещё, носовые платки.

— А в бумажнике что? — полюбопытствовал Гаевский, ощупывавший карманы брюк.

— Шестьдесят пять рублей денег, отделение для карточек пусто. А у тебя что-нибудь интересное есть?

— Только испачканные кровью руки, — Гаевский зашёл за ширму, отгораживавшую умывальник, и принялся смывать кровь.

Ещё не так давно функцию умывальника исполнял простой комод с зеркалом над ним и спрятанными внутри кувшином и лоханью. Теперь же, после недавней реконструкции, в гостиницу были проведены водопровод и канализация, так что комод оказался заменён элегантной тумбой, в которую прятались подводные и отводные трубы. Всё это, конечно, было в высшей степени удобно и комфортно, но сыщики в данный момент как раз предпочли бы видеть старинную конструкцию «удобств», позволявшую судить о действиях обитателей номера.

Две пары толстых полотенец на латунных крючках рядом с умывальником оказались сухи и незапятнанны. Этих полотенец, по-видимому, вообще никто не касался. Очевидно, что убийца не пытался приводить себя здесь в порядок. Примостившийся за тумбой в углу ватерклозет также выглядел чистым, сухим, без единого пятнышка.

На место Гаевского возле кровати заступил Агафон Иванов. Не довольствуясь простым визуальным осмотром, он немного подвигал тело из стороны в сторону, заглядывая, не лежит ли что-то под трупом. Ничего не увидев, он тоже направился к умывальнику отмыть запачканные кровью руки.

— Ну, конечно, в журнале регистрации, мы не найдем фамилии погибшего, — пробормотал он, дожидаясь, пока напарник уступит место.

— Ты сам всё знаешь, паспорта здесь никого не интересуют, — вздохнул Владислав. — Меня другое волнует: а где же дама? Он же был не один?

— Конечно, не один, — отозвался Иванов. — Когда станешь осматривать комнату, обрати внимание на столик.

Гаевский оставил альков и перешёл в ту часть номера, которая была названа его коллегой «комнатой». Он сразу понял, что имел в виду Иванов, предлагая обратить внимание на столик. Там стояли початые бутылки «Camartina», довольно дорогого красного вина, и шампанского «Roederer», тоже весьма недешёвого. Подле находились две пары фужеров — высоких, на тонкой ножке для шампанского и пониже, пузытеньких, — для вина. На одном из высоких фужеров был хорошо различим след ярко-красной губной помады. Владислав ещё рассматривал бутылки, как послышался голос Агафона:

— Посмотри-ка, возле постели стеариновые следы. Ты видел?

— Нет покуда, — Гаевский вернулся к кровати.

— Кто-то жёг свечку и закапал стеарином пол.

Действительно, сбоку кровати, ближе к изголовью на полу и на самой постели виднелось множество застывших капель стеарина. Кто-то долго держал здесь свечку.

— Как думаешь, сколько минут надо стоять со свечой в руках, чтобы так наследить? — полюбопытствовал Иванов.

— Минуты три точно, — заверил Гаевский. — В свободную минуту можешь устроить дома эксперимент. Полагаю, убийца что-то искал здесь. Обыскивал тело…

— Есть и другое объяснение, — тут же отозвался Иванов, — убийца был не один, а с компаньоном. Один убивал, а другой держал свечу. Причём, полагаю, в этом случае он должен был закапать стеарином свою одежду.

— Всё-таки, полагаю, имел место обыск трупа. Ты заметил, что у убитого отсутствуют часы?

— Не только часы. Колец тоже нет. Из ценных вещей только золотой нательный крестик.

— А сие означает, что преступник обыскивал тело, потому что…

— … потому что часы носят в жилетном кармане, а жилетку погибший не снимал, — закончил мысль своего коллеги Агафон Иванов.