Убийство на дуэли - [40]

Я кивнула, всей душой желая, чтобы мой собеседник выговорился передо мною, излил все, что накипело в его измученной душе. Почему-то в тот момент мне на ум пришли строки так любимого мною Михаила Юрьевича Лермонтова, которые, как мне казалось, вполне подходят к состоянию Алексея Долинского. А строки эти вот какие:

Мне грустно, потому что я тебя люблю,

И знаю: молодость цветущую твою

Не пощадит молвы коварное гоненье.

За каждый светлый день иль сладкое мгновенье

Слезами и тоской заплатишь ты судьбе.

Вот видите, уважаемый читатель. Даже будучи сыщиком, моя тетушка все равно оставалась женщиной в полном смысле этого понятия. А, как известно, сердце женщины в безграничной мере подвержено жалости и состраданию, особенно когда этого сострадания ждет молодой мужчина.

Я прервал повествование по той простой причине, что далее в романе родственницы идет добрый десяток страниц, на которых на французском и английском языках следуют философские размышления об отношениях между людьми, разбирается такое странное и в то же время прекрасное чувство человеческой души, как любовь. Но, позвольте, если бы я предоставил все это уважаемому читателю, то книга эта стала бы весьма похожа на какой-нибудь любовный французский роман девятнадцатого века, а это не вполне вписывается в общий стиль романа. Поэтому я пропускаю упомянутые выше страницы и продолжаю дальше.

После признания Алексея Долинского сердце мое прониклось к нему жалостью. Теперь я уже сама не могла поверить в то, что раньше подозревала этого несчастного человека в убийстве своего собственного дяди. Я поверила ему, мало того, я решила рассказать о своих подозрениях, касающихся смерти Федора Долинского.

– Мне кажется, ваш дядя умер не из-за несчастного случая, – осторожно начала я.

– Что? – Алексей посмотрел мне прямо в глаза, в которых было полное недоумение. – Что вы хотите этим сказать?

И тут я одним махом, как на духу, выложила ему и про свое ночное путешествие на поляну, и про мертвого волка в низине, и про подрезанное и найденное мною седло, на котором отправился на охоту Долинский-старший.

Пока я говорила, лицо Алексея принимало все более изумленное выражение.

– Боже мой, – простонал он, когда я, наконец, умолкла. – Да кому же на самом деле понадобилось убивать дядю?

– Не знаю, – пожала я плечами. – Однако согласитесь, ведь если убийца подложил мертвого волка, чтобы испугать лошадь, значит, он точно знал весь путь, который должен был быть проделан во время охоты.

– Верно, – задумчиво пробормотал мой собеседник. – Позвольте, но тогда убийца все это время находился поблизости. Но кто же он? Стоп. У вас не вызывает подозрений некоторое обстоятельство?

– Какое? – поинтересовалась я.

– Почему так внезапно уехал Евгений Александрович Мохов?

При этих словах я вспомнила содержание записки, оставленной Моховым, которая немало удивила нас всех в момент ее получения. А затем в памяти всплыл разговор накануне охоты, когда все гости и домочадцы собрались в гостевой. Ведь тогда Мохов говорил, о несчастном случае, происшедшим с ним на охоте. И рассказ это вполне можно было принять за скрытую угрозу.

– Вы думаете, что Евгений Александрович подстроил убийство вашего дяди? – спросила я своего собеседника.

– Я ничего не думаю, и упаси бог кого-то подозревать в таком смертном грехе, – испуганно откликнулся Долинский. – Но дяденька долго сомневался, прежде чем пригласить к себе Мохова.

– Можно узнать, почему? – меня все больше и больше охватывало любопытство.

– Честно говоря, дядя, как я ни старался узнать, так ничего мне и не рассказал. Хотя из его немногочисленных фраз я все же догадался, что между ними существовала какая-то давняя вражда, и это очень угнетало Федора Степановича. Он всей душой желал помириться с Евгением Александровичем, потому и пригласил его к себе, как только появилась для этого возможность.

– А где он живет, этот Мохов? – мне просто необходимо было это узнать, так как в моей голове уже зрел план поимки преступника.

– Признаться, не знаю этого точно, но по-моему, где-то ближе к Вольску, на другом берегу Терешки. Помилуйте, Катерина Алексеевна, уж не собираетесь ли вы ехать туда?

– Нет, нет, – поспешила я заверить собеседника. – Но ведь можно было бы послать туда полицию.

– Да никто в полиции нам не поверит, ведь у нас нет никаких доказательств.

Я подумала и рассудила, что слова Алексея не лишены здравого смысла. Действительно, ведь мы не можем предоставить полиции ни одной улики, чтобы арестовать Мохова. Значит, придется все-таки съездить в имение Евгения Александровича и самой во всем разобраться. Однако я решила не распространяться Долинскому о своих планах и до поры до времени держать их в тайне.

Уже занимался рассвет, когда мы с Алексеем Долинским расстались и отправились по своим комнатам, чтобы хоть немного отдохнуть перед предстоящими похоронами Федора Долинского.

Здесь, уважаемый читатель, повествование моей тетки прерывается. Нет, не в том смысле, о котором можно подумать. Просто, если следовать элементарной логике, то далее должно следовать описание похорон убитого на охоте помещика. Однако об этом ни в дневнике, ни в мемуарах Катеньки Арсаньевой не содержится ни одного слова. Возможно, потому что, как раньше уже упоминалось, моя тетушка ненавидела эту траурную церемонию и всегда старалась обходить ее стороной и в жизни, и на бумаге. Странное обстоятельство, не правда ли? Быть сыщиком, постоянно сталкиваться с трупами и преступниками, и бояться похорон. Ну да оставим эту странность на совести ее хозяйки и продолжим.