Убийство моей тетушки. Убить нелегко - [13]

Видите, как много я успел сегодня написать до того, как меня вдруг отвлекло любопытное происшествие. В течение уже долгого времени Так-Так ведет тяжелую распрю с тетиными белыми голубями. Он категорически – и, на мой взгляд, совершенно справедливо – возражает против их присутствия в доме (в саду они ему не встречаются), так что пускается шумно преследовать их при первой возможности. Увы, все напрасно, у него слишком короткие ножки. Тетка, в свою очередь, приучила голубей клевать у нее прямо с ладони и позволяет им залетать в помещение через французское окно, которое распахивает настежь даже в самые суровые зимние дни, – плевать она хотела на порывы невыносимо морозного воздуха, проникающие внутрь. Итак, сегодня Так-Так мирно спал на солнышке – его рыжевато-бурый окрас превосходно гармонирует с коричневато-золотыми тонами ковра! Так вот, он лежал настолько спокойно и неподвижно, что один голубь, без всякого приглашения впорхнув в окно, не просто не заметил Так-Така, а наступил прямо на его потешный носик-пуговку!

Естественно, песик его сцапал. Любой его сородич на его месте поступил бы так же. Я – не великий поклонник голубей, но был бы благодарен Так-Таку, если бы он загрыз птицу не прямо у меня в комнате и не в такой неподходящий момент. Во-первых, на ковре осталось маленькое, но совершенно отчетливое пятно. Во-вторых, происшествие это оказалось слишком уж в унисон моим мыслям. Вот если бы тетя каким-нибудь этаким образом попала в челюсти судьбы, если бы с ней приключилось что-нибудь в таком роде!.. Видимо, надо сказать Эвансу, пусть похоронит голубя. А то еще Так-Так расшалится с трупиком. Лучше закопать его где-нибудь подальше, а то пекинес опять найдет и откопает. Вот ведь морока…

Глава 7

Вы не поверите, но даже пустячный голубь явился еще одним яблоком раздора между нами с тетей. Все началось за ланчем – когда же еще? В другое время я более или менее успешно избегаю встреч с нею.

– Положить тебе мясного пирога, родной? – ударение, поставленное на слове «родной», иначе как лицемерным назвать было нельзя. – Прости, что не с голубятиной. Твоя моська справилась с престарелым пернатым калекой. Так выразился Эванс.

Я давно понял: совершенно бесполезно спорить с ней и указывать на глубинную несправедливость ее тезисов. По этой причине на несколько минут повисло молчание. Тетка развернула свой довольно-таки могучий торс, чтобы отогнать прочь Так-Така – тот в своей трогательной манере как раз выпрашивал немного пирога и для себя. Я не перестаю восхищаться тем упорством духа, с каким мой пекинес из года в год пытается завоевать тетину привязанность, не уставая налаживать канал получения лакомых угощений из самого трудного источника, имеющегося в доме, вместо того чтобы идти по пути гораздо меньшего сопротивления и обращаться ко мне.

– Какая противная собаченция, – поморщилась тетя Милдред. – Учти, если она в ближайшее время не научится себя вести, придется от нее избавиться.

Это было уже слишком.

– Я не позволю этого сделать. Не забывайте, пожалуйста: он мой пес.

– А то был мой голубь.

– Он наступил на Так-Така, когда тот спал, и стал его дразнить. Естественно, собака огрызнулась.

– Естественно. Чего еще можно ожидать, если хозяин науськивает ее на голубей всякий раз, как их видит.

Я пришел в такое возмущение, что, к сожалению, позволил куску мясного пирога отправиться в организм неверным путем и оттого оказался не в состоянии ответить на чудовищное обвинение. Более того, тетя, находясь под ложным впечатлением, что нашла лучшее средство помощи в такой ситуации, вскочила как ошпаренная и нанесла по моей спине несколько ударов такой сокрушительной силы, что в глазах у меня выступили слезы.

– На будущее имей в виду, мой дорогой Эдвард, – продолжила она, вернувшись на свое место, – ты обязан лучше следить за своим животным. Или я приму меры. – Это была знаменитая грозная формула моей родственницы, известная мне наизусть с малых лет и всегда предвещавшая нечто неизбежное и донельзя неприятное. Я бросил взгляд, исполненный презрения, но и, надо признать, некоторой тревоги, на голубую блузу, которая нелепо болталась на старухе и нелепо же ее молодила. Ее серо-зеленые глаза, в свою очередь, сверкали непоколебимой решимостью, а ноздри крупного носа раздувались от возмущения.

– Я буду следить за моим милым бедным крошкой Так-Таком, тетя Милдред, – произнес я. – Буду. Даже если больше никто этого делать не станет. – И с этими словами протянул песику самый лакомый кусочек со своей тарелки. Увы, для его нежного язычка он оказался слишком горячим, и ему пришлось выплюнуть его на ковер. Причем за кусочком последовало небольшое свидетельство болезненного состояния желудка моей собаки.

– Пока ты не слишком хорошо справляешься, – мрачно прокомментировала произошедшее тетя. – Впрочем, можешь начать свое исправление с уборки этой гадости. Тряпка в ящике шкафа в прихожей.

Вот никак не возьму в толк: почему последнее слово всегда должно оставаться за ней?

К концу ланча за окном полил дождь. Поистине нет ничего печальнее на свете, чем сырая погода в сельской местности. Над холмами к западу от нашего дома тучи способны собираться с такой дьявольской скоростью, что нет никакого смысла полагаться на прогнозы в газетах или радиопрограммах. Минуту назад небо еще сверкало голубизной, солнце источало щедрые лучи, и вы не сомневались: предстоит отменный денек – и вот уже всю округу заволакивает грязно-серой туманной дымкой, навевающей чудовищную тоску, и облачность приносит с собой холодную густую морось, которая потом еще обращается в ливень – на целые часы, если не дни. Вот я смотрю в свое окно и вижу луг за садом, но коров уже угнали домой, так что глазу не представляется ничего, кроме размокшей травы и истекающих каплями деревьев. Широкая гора скрылась за хребтами туч, а вершины под названием Гольфы теперь, наверное, пребывают где-то в другой вселенной. Каким обособленным, каким одиноким, отлученным от рода человеческого, каким потерянным, каким жестоко осажденным целыми мирами непролазной серости ощущаешь себя в такие моменты! Ветер свистит над Ир-Аллтом – сегодня даже тетка не смогла бы засесть там, чтобы вдоволь поглумиться над несчастным человеком, мающимся на дороге, ведущей в Ллвувлл. Ветер теребит плющ, увивающий стены Бринмаура. Отсюда мне сейчас отчетливо виден, пожалуй, лишь внешний подоконник, выкрашенный в кошмарный розовый цвет. Мне он всегда напоминает одну из самых безнадежных субстанций на свете – соус из анчоусов. Однажды я заявил тете протест по поводу этого цвета и немедленно получил столь же сокрушительный, сколь и неуместный ответ: подоконник всегда был таким.