Убийство Маргарет Тэтчер - [32]

Лола наблюдала, как мама старается стянуть с сестры кардиган, пытается заставить Морну взвеситься без него. Они вцепились друг в друга, как малыши на детской площадке; Лола громко фыркнула. Мама дернула за рукав, и Морна вскрикнула, как если бы это был не рукав одежды, а ее собственная кожа. Но Лола отлично видела, что к коже мама не прикоснулась. Кардиган был чересчур велик для сестры, все равно что прошлогодняя школьная форма. На форму, к слову, наплевать и забыть, потому что школа ясно дала понять — там не желают видеть Морну. Пока она не наберет нормальный вес снова. Дескать, у нашей школы особая репутация и все такое. Ни к чему провоцировать массовое самоубийство, которое наверняка произойдет, если прочие девушки решат посоперничать с Морной.

Когда процедура взвешивания завершилась, Морна пришла в спальню и начала снимать одежду, слой за слоем, а Лола внимательно смотрела, сидя на своей кровати, на нижнем ярусе. Морна обыкновенно вставала боком к зеркалу и выгибала спину. «Можешь пересчитать мои ребра», — предлагала она. После взвешивания ей требовалось успокоиться. Мама специально купила высокое зеркало, подумала, что Морне станет стыдно, когда она увидит себя в полный рост. Случилось в точности наоборот.

Октябрь

В утренней газете напечатали картинку со скелетом.

— Гляди, твой родственник. — Лола подтолкнула газету через стол в направлении Морны, которая тщательно размешивала жидкую кашку из молотой пшеницы. — Да гляди же! Мама, смотри, нашли Морнина предка.

— Ты о чем? — спросила Морна.

Лола прочла вслух с набитым ртом:

— «Рост Арди составляет четыре фута». Полное имя — ардипитек[28]. Арди, если коротко. Коротко! — Она засмеялась над собственной шуткой, поперхнулась апельсиновым соком. — Ее снова отыскали! «Мозг Арди по размерам сходен с мозгом шимпанзе». Прямо как у тебя, Морна. «Весила Арди около пятидесяти килограммов». Наверное, когда напяливала все свои шкуры, а не когда ходила голой.

— Замолчи, Лола, — велел отец. Потом встал и вышел, отказавшись от завтрака, сжимая в руке мобильный телефон. Столовый нож, оставленный на краю его тарелки, покачнулся, точно стрелка компаса, и с глухим дребезгом замер. Всегда не более чем тень в жизни семьи. Отец работал с утра до вечера, как он сам говорил, чтобы сохранить этот маленький домик, волновался за ипотеку и за машину, а Морну, видите ли, волнует объем ее треклятой талии.

Лола посмотрел ему вслед, а затем вновь уставилась в газету.

— «Строение зубов показывает, что она питалась инжиром. Она также ела листья и мелких млекопитающих». Фу! Можете в это поверить?

— Лола, доедай свой тост, — сказала мама.

— Ее собирали по частям. Первым нашли зуб. «Археологи впервые обнаружили эти останки в 1992 году». Ага, как раз перед тем, как Морна показалась.

— А кто ее нашел? — спросила Морна.

— Да целая куча народа. Говорю же, ее собирали по кусочкам. «Исследования длились пятнадцать лет, в них принимали участие сорок семь ученых».

Поглядев на Морну, мама сказала:

— Тебе тоже пятнадцать. Почти. И я одна справилась.

— «Она была прямоходящей», — прочитала Лола. — Точно ты, Морна. Пока кости не раскрошились. Ты скоро будешь выглядеть как старуха. — Она сунула в рот тост. — Только не четыре миллиона лет, помладше.

Ноябрь

Однажды утром мама застала Морну за подкидыванием кувшина с водой перед взвешиванием.

— Ты что, он же может упасть тебе на голову! — воскликнула она. — Может убить тебя! — Вырвала кувшин из рук дочери, и тот упал на пол и разлетелся по полу ванной десятками осколков.

— Ой, — проговорила мама. — Семь лет невезения. Хотя нет, это же не зеркало.

Морна вытерла рот тыльной стороной ладони. Сквозь кожу просвечивали косточки. Она смахивала на пособие по анатомии, как глубокомысленно заметила Лола. Скоро от нее вообще ничего не останется. Сплошная физиология.

Вся семейная жизнь уже многие месяцы представляла череду уловок и интриг. Мама готовила для Морны яичницу и тайком вливала ложку сливок. В клинике, где Морна наблюдалась, ее обычно заставляли есть бутерброды на белом хлебе, густо намазанные маслом и щедро сдобренные толстыми кусками сыра. Она же просиживала долгие часы за столом, непрерывно придавливая хлеб к тарелке, чтобы выжать из бутерброда жир. Ее уговаривали: «Просто попробуй, Морна». Она отвечала: «Я лучше умру».

Если ее вес упадет на определенный процент, ей придется вернуться в клинику. Там от нее не отходили, пока она не съедала, что положено. Еда была по расписанию, завершать прием пищи полагалось по часам, иначе следовало наказание. Медсестры не спускали с Морны глаз, чтобы она не спрятала еду под одежду, и регулярно обыскивали, слой за слоем. В каждой туалетной комнате стояли камеры — так уверяла Морна. Если ей вздумается изрыгнуть съеденное, это обязательно заметят. И тогда пропишут постельный режим. Она так долго пролежала на больничной койке, что, когда вернулась домой, ее ноги были дряблыми и белыми.

Основатель клиники, шотландец с высокими идеалами, требовал от пациенток работать в саду и выращивать овощи, которыми они питались.

Как-то Морна увидела, как голодающая девушка слопала молодой горох — зерна, стручок и все остальное. Зрелище ее потрясло: девушка растягивала потрескавшиеся губы, с нежной улыбкой вгрызалась в зелень, кусала и кусала… «Вот бы вы видели, — повторяла она, — добрая еда рождается только из почвы, по воле Господа».