Убийство из тюбика с кремом - [61]

В комнату вошел Ниро.

— Операция назначена на завтра, — сказал мой любимый и загадочно улыбнулся.

— А-а…

Завтра.

Приехав после «операции», Ниро, опуская рабочие подробности, чтоб не травмировать мое девичье сознание (хотя я из любопытства перенесла бы все удручающие подробности взятия преступника), сразу перешел к главному.

Пашино начальство ухватилось за предложение Ниро с энтузиазмом. (Как же, такое дело…) Операция произведена успешно. Кустаря-надомника взяли, он сознался.

У Константина Петрухина при обыске было обнаружено достаточно. Он жил практически между Москвой и областью. В деревне Мамонтовка, в своем деревянном доме. Жил один. Этот дом достался ему от родителей, раньше он жил в подмосковном городе Электросталь. То, что его нашел Ниро, это поистине тот самый случай, который вершит наши судьбы.

При советской власти Петрухин был парторгом на кирпичном заводе в городе Электросталь. Работать, будучи на такой должности, отвык. В перестройку оказался не у дел. Деньги обесценились.

Злой на весь мир, он стал сначала заниматься подделкой алкоголя. Чем дальше, тем больше. Сначала гнал из сахара, потом, когда сахар подорожал и исчез, Петрухин с завода, со складов, стал доставать любой спирт, вплоть до технического, и, не гнушаясь, стал, разбавляя, лить его. У него была своя клиентура, иногда сдавал несколько коробок в какой-нибудь ларек. Или таксистам. Два раза старался в одном месте не показываться.

Делал он все крайне просто — скупал у местных алкоголиков пустые бутылки с неповрежденными этикетками, а крышечки на них закатывал с помощью пресса, который в свое время «позаимствовал» на родном заводе.

Когда же чисто «водочный бизнес» стал уже не так прибылен, — ему было трудно конкурировать с настоящими подпольными цехами, которые стали наводнять своей продукцией страну по очень низким ценам, — он переключился на производство дешевых наркотиков.

Наткнувшись на ниве «водочного бизнеса» на одного бомжа, в прошлом аспиранта химико-технологического института, он пристроил его к «делу» помогать разливать, закатывать, а главное, сбывать пойло.

А бывший аспирант, увлекшись всякой химической гадостью, которая доставляла ему неземное наслаждение, научил Петрухина, как из эфедрина таблеток со слабым наркотическим эффектом — делать эфедрой — ходовой дешевый наркотик, пользующийся популярностью. Причем все это прямо на кухне петрухинского дома, без всякой сложной аппаратуры!

А нужный для этого эфедрин скупать у китайцев и вьетнамцев, потому что у них он продается без каких-либо ограничений. Вышеперечисленные граждане в огромных количествах волокли его из своих стран в Россию. Дешево и сердито!

И всякой другой гадости научил Петрухина аспирант…

Через полгода они расстались — не по обоюдному согласию, просто бывший аспирант стал слишком много рассказывать, находясь в своем «синтетическом рае»…

Петрухин оттащил его тело на городскую помойку, верно рассудив, что еще одним мертвым бомжом никто интересоваться не будет…

Однако многому он у него нахватался!

В доме были найдены несметное количество пустых бутылок, канистр с техническим спиртом, пара мешков с новыми крышечками для бутылок (он их по дешевке прикупил у сторожа одного из водочных заводов) и прочее снаряжение. Там же нашли кустарную химлабораторию, в которой производился «синтетический рай», полиэтиленовые мешки, в которых было расфасовано по тысяче таблеток эфедрина, которые еще не прошли обработку, уже готовый эфедрой и кучу всего еще.

Также найдены клей, оберточный целлофан и две составные гадости, которую добавляли в крем. Но только по ним трудно было бы доказать причастность Петрухина к делу о «Милене». Крем для рук, который нашли в доме? Ну так его в магазине можно купить!

Прямой уликой оказался тюбик от «Милены», наполненный ядовитым кремом, который не удалось аккуратно упаковать. На упаковке красовались отпечатки грязных пальцев, что неопровержимо доказывало причастность этого типа к делу.

А подвела его все та же выпивка. Петрухин любил выпить, ну а в пьяном состоянии пальчики не так ловко работают и за порядком следить некогда. Но сам он предпочитал заводской разлив: «Черт его знает, эту гадость, которую мне подсунули, а если я от нее сдохну?» На вопрос, а как же тогда его «клиенты», он почему-то промолчал…

Так вот, в самой чистой комнате, в одном из углов, рядом с рабочим столом, среди бутылок и упаковок с пробками и был найден этот тюбик. Этот маленький тюбик с отравленным кремом, который соединил воедино все нити (казалось бы, несоединимые) нашего расследования и доказывал существование этого ужасного преступления.

Кроме того, у Петрухина нашли почти целый рулон технической ткани, из которой делались известные «ароматические салфетки».

На подоконнике-вот ведь незадача! — оказалась банка из-под огурцов, в которой покоились засохшие остатки крема с добавкой цветного проявителя, и полиэтиленовый пакет с этим самым проявителем.

На допросе Петрухин сознался, что делал это все, изливая всю желчь, накопившуюся за последние годы без советской власти. Обвиняя во всем власти, что они толкнули его на такую жизнь и пр. пр. пр., что сам бы он никогда не занялся такой подлостью, что сам он честный гражданин. Но кто его нанял, объяснить толком не мог. С ним общались через переводчика. Был еще водитель — здоровенный детина — видимо, охранник. Сам же главный держался в тени, Петрухин понял только, что это мужчина лет пятидесяти. Но язык точно разобрал — итальянский, мол: «Сам был в Риме в семьдесят пятом с партийной делегацией, — при этом на лице Петрухина первый раз появилась улыбка, — так что отличу от другого. Итальянский это был. На нем они говорили».