Убийственный Париж - [143]

* * *

Бульварная пресса, переживавшая золотой век, выдоила тему апашей до капли. Благодаря ей парижане не просто чувствовали себя по ночам неуютно — в городе воцарился психоз. На знаменитой обложке «Пти журналь иллюстрэ» (далее — ПЖИ) 30 октября 1907 года полицейский-лилипут трепыхался у ног апаша-Гулливера, вызывающего невольные ассоциации с «призраком коммунизма», бродящим по Европе.

Обложки «Ле гранд иллюстрэ де ла депеш», «Лэ фэ-дивэр иллюстрэ» и «ПЖИ» украшали бесчинства апашей самого фантастического свойства. «Кровавая казнь в центре Парижа»: апаши закалывают седобородого странника с котомкой. «Бедные апаши. Месть Геркулеса»: гигант в сомбреро тащит за уши на расправу двух жалких урок. «Неосторожные апаши»: лбы воришек трещат в лапах ражего грузчика из «Чрева Парижа». «Апаши развлекаются»: раздели негра и — под гогот трех девок — красят его в белый цвет. «Борьба с апашами: два героических ребенка защищают отчий дом»: крупные подростки отбиваются всем, что подвернулось под руку, от апашей с «розочками», ворвавшихся в отчий бар. «Подвиги апашей»: пожарные, прибывшие тушить пожар на фабрике, попадают в засаду апашей, дырявящих шланги.

Париж Фантомаса в романах Марселя Аллена и Пьера Сувестра — тоже Париж апашей. Он скрывается в их вотчине, куда не рискует соваться полиция, на бойнях Монмартра встречается с сообщниками, носящими «индейские» клички Бычий Глаз и Красная Пчела. В одном из романов цикла упоминается, что журналист Фандор, напарник комиссара Жюва, исхитрился взять в тюремной камере интервью у Амели Эли. Сам Аллен хвастался, что это интервью взял он, для чего ему якобы пришлось украсть пропуск со стола директора тюрьмы. Однако редактор не поверил в подвиг молодого репортера и интервью не опубликовал. Может быть, и правильно сделал, что не поверил?

Реальность иногда превосходила бульварные фантазии. Так, 14 июня 1910 года трое апашей — четырнадцати, пятнадцати и семнадцати лет — попытались отобрать понтовые «котлы» у сорокапятилетнего и одноногого Эдуарда Дюфаля, неспешно гулявшего по эспланаде Инвалидов. Инвалид отличался адской силищей: использовав свою деревянную ногу как дубинку, он раздробил ее в щепы о головы двух нападавших, прежде чем третий оглушил его кастетом. Ухарей повязали, Дюфалю вытачали новую ногу за счет государства. Выходя из больницы, он довольно произнес: «Будут знать, как обижать инвалидов».

Униформа, жаргон, татуировки апашей — прообраз всех молодежных субкультур XX века. Они первыми кристаллизовали страх общества перед молодежью. Луи Лазарюс в «Ревю де Пари» заклинал: при виде уснувшего на лавочке хулигана утройте бдительность. Апаши не спят, а притворяются, чтобы исподтишка изучить место преступления.

Правительство талдычило о профилактике. Пресса — о «сильной руке», «кризисе репрессий» и необходимости «войны с апашами». «Ле матэн» жаловалась на бездействие гильотины, прозванной вдовой и воспетой знаменитым судебным медиком Александром Лакассанем как орудие «хирургической операции превентивной гигиены»: «Вдова спит глубоким, летаргическим сном. Проснись! Это вопль всех судов Франции». «ПЖИ» — «тюрьма не пугает апашей, а гильотина приводит в ужас» — отметился кровожадным рисунком «Как поступают с апашами в Англии и во Франции». Если во Франции они прохлаждаются в тюремных библиотеках, то по ту сторону Ла-Манша с них спускают шкуру девятихвостками. Буржуазия выразила свои сокровенные, садистские грезы. Некий доктор Лежен издал (1910) брошюру «Надо ли бичевать апашей», в которой восклицал: «Как можно отменять смертную казнь, с такой-то молодежью!»

Монархист Морис Баррес назвал апашей «дегенератами, пораженными отвратительными пороками и отпавшими от рода человеческого». Статус апашей как дикарей-вырожденцев, столь же опасных, как анархисты или забастовщики, оправдывал дикарские репрессии, тотальные облавы. В участки свозили всех, у кого на лице имелись родинки: тату-родинки были отличительным знаком одной из «бригад». Бросая вызов «коровам», родинки стали накалывать бойцы конкурирующих группировок.

Первую полосу газеты «Ла птит репюблик» (1907) венчал заголовок: «Небезопасность в моде, это факт». Слово «небезопасность» в 2000-х годах станет предвыборным козырем Николя Саркози. Вспомним, что «зону» начали воспринимать как центр Парижа недавно. В 1900-х Монмартр и Бельвиль были для жителей центра такой же враждебной планетой, как сейчас безликие, населенные потомками иммигрантов пригороды — «ситэ», — откуда вырываются поджигатели автомобилей. Современные французы жалуются, что к мирным манифестациям чистеньких лицеистов часто примыкают приехавшие на электричках из «ситэ» громилы. Никто не вспоминает, как 16 октября 1909 года вторая линия метро выплеснула в центре города сотни апашей из Бельвиля. Закрыв лицо шейными платками, они смешались с манифестантами, протестовавшими против казни испанского анархиста Феррера (6), и показали Парижу, как в умелых руках любой предмет становится страшным оружием погрома.

Карательная истерия усиливалась, когда от пуль и ножей апашей погибал очередной страж порядка. Громче всего аукнулась смерть Жозефа Бесса 4 июля 1905 года: двадцатилетний сутенер Феликс Буле сдуру застрелил полицейского, разнимавшего пьяную потасовку. Для двадцатипятилетнего Бесса, вчера еще — армейского капрала-горниста, последним стало его первое дежурство. Газета Двадцатого округа «Монитер» пугала гопоту местью однополчан: «Представляете хотя бы полсотни молодых людей, обезумевших от гнева, мстящих со штыками в руках за своего товарища и одновременно за все общество?»