Убийства - помеха любви - [36]

– Спроси Селену, говорила ли она ему.

– Она не признается, даже если говорила.

– Но попытаться не мешает, – настаивала Эллен. – Да пусть даже он и не знал о наследстве, любовь все равно более сильный мотив, чем пара тысяч долларов.

– Десять тысяч долларов, – напомнила я.

– Да хоть сто!

Мы несколько минут молча пили кофе. Затем Эллен вернулась к разговору:

– Ты же проверишь ее алиби?

– Селены? Еще бы.

– А как насчет служителя? Может, он со­лгал.

– Наверное, это не исключено. Но зачем ему?

– Мало ли какая причина, – упрямо твердила Эллен. – Привратника могли и подкупить. Постой-ка. Ты спросила этих двух женщин о содержании фильма, чтобы убедиться, что они его

видели?

– Какой смысл? Если бы я собиралась лгать о фильме, то уж непременно выбрала бы такой, который уже видела. А этот они вполне могли видеть. Это римейк. Он даже на кассетах есть.

– А что за фильм?

– "Рождение звезды".

– С Барброй Стрейзанд? Помню, я его смотрела давным-давно. А ты его видела?

– Нет, но зато я видела вариант с Джуди Гарланд, гораздо раньше тебя. Кстати, не хочешь послушать пластинку? Это действительно замечательно.

– Конечно.

Я извлекла пластинку и поставила ее, возможно, на самый древний проигрыватель в Западном полушарии. Чудесный голос Джуди Гарланд заполнил комнату. Мы не произнесли ни слова, пока она не закончила свое завораживающее исполнение «Мужчины, который исчез».

– Только не говори, что Стрейзанд поет не хуже, – сказала я с вызовом, но совсем не провокационно.

– А? – ответила Эллен.

– Когда играла эту роль.

Иногда Эллен приходится все разжевывать.

– А-а. – До нее наконец дошло. – Я и не поняла, что ты имеешь в виду. Я думала, ты знала.

– Что знала?

– В фильме с Барброй Стрейзанд совсем другие песни. По-моему, она сама их написала.

– Ты уверена? Там действительно другие песни?

– Совершенно уверена.

Значит, у меня имелось на два подозреваемых больше, а вероятность того, что убийцей окажется Билл Мерфи, сократилась до одной четвертой. И, несмотря на то что теперь убийство находилось дальше от разгадки, чем прежде, я почувствовала себя гораздо счастливее.

Не думаю, что мои чувства в какой-то степени нарушали обет, который я дала себе над уни­тазом. Разве что совсем чуть-чуть.

Глава девятнадцатая

Все понедельничное утро я исступленно пыталась дозвониться до малолетней Альмы Констан­тин. Наконец в два часа дня трубку сняла красавица Тесс.

– Мне очень нужно поговорить с Альмой. Вы знаете, когда она вернется?

– Занятия у нее заканчиваются в начале четвертого. Дома она должна быть без четверти четыре, если где-нибудь не задержится, – самым любезным тоном прочирикала Тесс.

– Пусть она позвонит мне, как только при­дет. Это очень, очень важно!

Я повесила трубку и сунула в рот заранее приготовленный сандвич: перед звонком, который откладывала несколько дней, не мешало как следует подкрепиться.

Мы с Тимом Филдингом не разговаривали с того самого утра, когда вместе навестили Селену Уоррен. Я прекрасно сознавала, что Тим зол на меня как сто чертей, и, если честно, не винила его в этом. Впрочем, себя я тоже не винила. Еще чего! В конце концов, я защищала своего клиента! И сделала только то, что следовало сделать. После короткой репетиции (я превосходно справилась с ролью снисходительного и добродушного Тима Филдинга) я неохотно сняла трубку и медленно набрала номер. И быстренько швырнула ее на рычаг – вот такая я отважная и решительная особа! После чего позорно бежала в туалет, где набиралась решимости не менее четверти часа.

– Сержант Филдинг, – произнес любезный голос на другом конце провода спустя эти самые четверть часа. Но стоило мне назваться, как любезность мигом сменилась раздражением.

– Тим, знаю, что ты очень сердит на меня… – жалостливо начала я.

– Вот и отлично! – отрезал Филдинг. Так-так, разговор предстоит непростой.

– Ты уж прости за ту историю с Селеной. Каюсь, я тогда перешла все границы.

– Не могу с тобой не согласиться.

Похоже, все мои попытки оправдаться обречены на неудачу. Что ж, прибегнем к испытанному и хорошо зарекомендовавшему себя методу: буду прилюдно посыпать голову пеплом и угрызаться.

– Тим, я понимаю, что не имела права так себя вести. Боже, ты и представить не можешь, как мне тошно! До сих пор поедом себя ем.

Голос мой весьма правдоподобно дрогнул (спасибо школьному театру; казалось бы, сколько лет прошло, а сценические навыки до сих пор выручают). Труды не пропали втуне: Тим начал смягчаться.

– Да я понимаю, что тебе хотелось снять обвинения с этого парнишки Костелло, – нехотя признал он.

– Хотелось, ох как хотелось! И все равно я не имела права…

Видимо, Тиму надоело слушать, как я талдычу одно и то же. Он перебил мое заунывное бормотание:

– Почему бы нам не забыть об этом?

– Ой… А ничего, если я загляну к тебе завтра? У меня тут кое-что накопилось. Очень хочется с тобой обсудить. Я была бы тебе так благодарна!

– Должен заметить, наглости тебе не занимать. – Точно сказать не могу, но мне показалось, что, произнося эти слова, Тим улыбался. – Завтра меня не будет, но мы можем встретиться в среду.

Все-таки отличный парень этот Тим Филдинг!

В половине шестого от юной Альмы по-прежнему не было никаких известий. И перед тем как отправиться домой, я еще раз набрала ее номер. Тесс несколько растерянно сообщила, что ее подруга, по всей видимости, где-то задержалась.