Убийства единорога - [19]

— Полагаю, вы думаете, что это шутка, — заговорил он так тихо, что мы все уставились на него. — Я тоже умею шутить. Но не над этим. Понимаете, мне известно кое-что, о чем не знаете вы.

— Что именно? — спросил д'Андрье.

— Что Фламанд действительно убийца, — ответил доктор. — Потому я и еду в Париж. Прошлой ночью он убил человека в Марселе.

— А почему, — спокойно осведомился д'Андрье, — вы должны ехать в Париж из-за того, что человека убили в Марселе?

— Из-за того, как было совершено убийство. — Эбер постучал двумя пальцами по портфелю. — Я не могу это объяснить. Возможно, это удастся сделать в Париже, но я этому не верю. Все дело в ране на голове жертвы. — Он перешел на французский и заговорил быстрее, обшаривая нас глазами. — Скажу откровенно: я не понимаю, каким образом подобная рана могла быть нанесена человеком. Я не фантазирую, господа, но мне кажется, ее мог нанести только длинный острый рог животного.

Впервые в комнату с позолоченной мебелью начал прокрадываться ужас. Он не только звучал в словах желтолицего человека в черном костюме, стоящего у камина, но и ощущался сам по себе, как физическое лицо. За окнами бурлила река. Рэмсден с его брюшком, рыжими волосами и мешковатым твидовым костюмом казался наименее впечатленным. Он даже усмехался, но за его усмешкой скрывалось подозрение.

— Несомненно, единорога? — спросил он вежливым голосом, не похожим на его обычный лай.

— Не думаю, — серьезно ответил Эбер. — Поймите, я только констатирую факт.

— Наконец-то мы добрались до единорога, — пробормотал д'Андрье. — Это озадачивает меня больше всего. Конечно, я не стану задавать очевидный вопрос, что такое «единорог»…

— Нет-нет, — сказал Рэмсден. — Пусть Фламанд сам это выясняет.

Все еще мрачно улыбаясь, он достал из кармана револьвер «браунинг», повернул коротким указательным пальцем барабан и снова спрятал.

— Начинаю интересоваться, не заманили ли меня в ловушку мои спортивные инстинкты. Тем не менее, я готов продолжать игру.

Лакей принес поднос с аперитивами и двумя серебряными портсигарами.

— Мы прервали вас, доктор Эбер, — заговорил по-английски д'Андрье. — Вернемся к человеку, которого убили в Марселе. Меня это заинтересовало… Виргинские в этом портсигаре, мистер Миддлтон, а турецкие в другом… Особенно из-за легенды.

— Легенды? — переспросил Рэмсден.

— Мне следовало сказать — из-за суеверия. В отличие от большинства моих соотечественников я немного попутешествовал и знаю страну, где распространено одно неприятное суеверие. Там считают, что быть пронзенным рогом единорога — судьба предателя.

Я медленно окинул группу взглядом. Хейуорд вынул изо рта сигару и выпрямился. На лице Миддлтона возбуждение боролось с сомнением — казалось, ему хочется верить в происходящее, но он считает это шуткой. Эбер презрительно отмахнулся. Наш хозяин рассматривал бокал на просвет, а Рэмсден поднес свой бокал к губам. Старый Г. М., который расположился на диване в стиле ампир и не произнес ни слова с тех пор, как мы вошли в комнату, оставался бесстрастным, как играющий в покер Будда. Бурное течение Луары заставляло позвякивать хрустальные подвески на стене.

Внезапно Рэмсден поставил бокал и обернулся.

— Вам лучше взять дело в свои руки, Мерривейл, — сказал он. — Этот парень знает слишком много.

— Угу. Начинаю думать, сынок, что мне пора этим заняться. — Г. М. посмотрел на Эбера и ткнул в его сторону черенком трубки. — Пока я слушал вас, док, мне пришло в голову, что вы делаете очень странные выводы. «Фламанд убийца», — заявили вы. «Почему?» — спросили мы. «Потому что жертва умерла от раны, которая не могла быть нанесена человеком, а только рогом животного». Тогда почему вы приписываете это Фламанду?

Доктор колебался.

— Тут нет особого секрета. Существует публикация в газетах. Возможно, вы читали? Я спрашиваю потому, что это может оказаться интересным. Убитый был англичанином.

В голове у меня мелькнуло имя из газетной статьи: «…месье Гилберт Драммонд, лондонский адвокат. Брата месье Драммонда, также проживающего в Лондоне, уведомили о печальном событии». Драммонд… Брат… Брат Харви?

— Его звали Гилберт Драммонд, Г. М., — вмешался я. — Не был ли он родственником…

— Всего лишь братом, — ответил Г. М. после паузы. Опустив голову, он ерошил несколько оставшихся на висках волосков. — Не удивляюсь, Кен, что одно знакомое нам лицо очень расстроено.

— Что все это значит? — довольно резко осведомился наш хозяин.

— О, всего лишь маленькое личное дело. Давайте продолжим…

— Значит, вы знали месье Гилберта Драммонда? — вмешался Эбер, блеснув стеклами очков. — Думаю, сэр, мы слишком торопимся. Вам не кажется странным, что человек, знавший месье Драммонда, так удачно появляется из темноты, когда наш самолет приземлился?

— По-вашему, я Фламанд? — добродушно отозвался Г. М. — Хо-хо-хо! Впрочем, у меня нет возражений. Я только терпеливо прошу объяснить мою вину. Почему вы утверждаете, что это убийство совершил Фламанд, когда сами сказали, что его могло совершить только животное?

Эбер скрестил руки на груди.

— Потому что, друг мой, существует одна деталь, которая не попала в прессу. Отчет гласил, что жертва перед смертью повторяла одно слово — «единорог». Это неправда. Гилберт Драммонд произнес еще три слова по-французски, прежде чем умереть в машине скорой помощи. Когда его спросили, кто на него напал, он четко произнес: «Это был Фламанд». — «Вы имеете в виду знаменитого преступника?» Он кивнул и… — Эбер сделал выразительный жест, — покинул этот мир. Было чудо, что он прожил даже минуту.