Убийца с медальоном святого Христофора - [31]

— И не будет!

Камерин развернулась лицом к Джастину и заметила, что на свету волоски на его руках отливают золотисто-каштановым, в отличие от черных волос на голове. Она сидела так близко, что чувствовала его запах: смесь шампуня и одеколона, который отдавал мускусом.

Камерин склонилась поближе.

— Моя очередь задавать вопросы, — сказала она.

— Хорошо! — согласился он.

— Почему папа тебя терпеть не может? — выпалила Камерин.

Джастин слегка вздрогнул от неожиданности, сжал губы и уставился на дорогу. Камерин поняла, что отвечать он не собирается.

— За что он тебя так ненавидит? — не отступала она. — Что ты ему сделал? Вы были знакомы до твоего приезда в Сильвертон? Ты его ограбил? Приходишься ему незаконнорожденным сыном?

— Твой папочка ясно дал понять, что не мне об этом рассказывать, — наконец ответил Джастин. — Я хотел поговорить с ним, думал, так будет лучше, но быстро убедился, что совершил ошибку. Кстати, не волнуйся, я тебе не брат.

— Рассказывай все.

— Не могу. Послушай, Патрик поставил меня на место пару дней назад, и знаешь что? Может быть, он прав Я ничего не понимаю — сумасшедший дом какой-то. Ввязался я на свою голову!

— Во что ввязался?

— Все вопросы не ко мне, а к твоим родственникам!

— Ты от меня просто так не отделаешься! — в раздражении ляпнула Камерин.

— Ничего больше сказать не могу, — ответил он.

По ветровому стеклу размазалась огромная букашка — мокрая звездочка в созвездии засохших. Горы нависали над дорогой. Леса на склонах постепенно редели: чем выше поднимались, тем растительности становилось все меньше, а пики стояли совершенно голые. Кое-где богатая железом руда придавала почве оранжево-красный цвет. Камерин вспомнила, что в детстве горный массив вокруг Сильвертона казался похожим на настольную игру «Страна сладостей».

«Горы — огромные карамельки», — сказала она отцу много лет назад, когда он с легкостью носил ее на руках. Однажды Камерин показала ему ручей, где текла вода цвета карамели. «Хочу карамельной воды!»

«Понимаешь, золотце, иногда все не так, как кажется, — ответил отец. — Посмотри на гору, откуда течет вода. Видишь водопад? — Он повернул дочь лицом к потоку, низвергающемуся со скалы, и Камерин увидела, что вода белая, а не оранжевая. — Совсем не карамель! Всегда смотри в корень».

Смотри в корень. Эта мысль кольнула Камерин — тончайшая ниточка связала два факта. Камерин сосредоточилась — и все бусинки нанизались на ниточку: нужно дойти до самого основания. До корней Джастина.

— Где ты жил в штате Нью-Йорк? Где родился? — мимоходом поинтересовалась она.

— В Олбани. Замечательное местечко! Но после школы я переехал в город Нью-Йорк.

Камерин опустила солнцезащитный козырек и сделала вид, что поправляет волосы, глядя в зеркальце.

— Как это тебе удалось? Нью-Йорк — город дорогой.

— Мой старший брат — врач. Я переехал к нему, помогал присматривать за детишками. И жена у него врач. Не люблю писать в резюме, что работал нянькой.

Они добрались до перевала. Дорога пошла вниз, извиваясь по склону узенькой полосой, словно ленточка, брошенная на гору. Из-под дороги скала отвесно уходила в долину. Сосны тянулись вверх; вопреки земному притяжению простирали тонкие ветви к солнцу, словно вскидывая руки в молитве. Глубокие трещины, усыпанные разноцветными гранитными валунами, уходили в бездну — никакой художник такого не нарисует.

— В Нью-Йорке живет художница по имени Ханна. — Камерин вспомнила девичью фамилию и добавила: — Ханна Петерсон. Она рисует абстрактные цветы или что-то в этом роде. Не слыхал о ней?

Джастин залился краской до самых ушей. Камерин поняла, что попала в точку. Если подумать, то все очень просто. Единственная тема, которая раздражала отца, — это разговоры о матери. Мать растворилась в нью-йоркской артистической среде и никогда не звонила домой. Джастин из Нью-Йорка. Отец его недолюбливает.

Однажды она зашла на сайт под названием «Шесть ступеней», реклама которого утверждала, что любые два человека в мире связаны друг с другом всего через шесть посредников. Тогда Камерин этому не поверила, но сейчас сомнения исчезли.

— Ты знаком с моей матерью. Вот почему отец тебя терпеть не может. Ты ему все рассказал, и он испугался.

— Ты же говорила, что твоя мать умерла.

— Для меня она умерла, — холодно заметила Камерин.

Джастин крепко сжал челюсти, так, что под кожей заходили желваки.

— А ты сообразительная!

— Все так говорят. Зачем расспрашивать меня о Ханне, если сам все знаешь?

— Хотел услышать, что ты про нее скажешь — что ты о ней думаешь.

— Как вы познакомились?

— На вечеринке у брата, — помолчав, ответил он. — Брат с женой обожают устраивать вечеринки с художниками, музыкантами, писателями… с людьми искусства. Ханна пришла, мы разговорились. Камерин, она — изумительно красивая женщина. И очень на тебя похожа. Мы с ней сразу подружились, общались какое-то время. Она замечательная!

Камерин смотрела на Джастина во все глаза. Его слова эхом отдавались в голове.

— О господи! — едва выдавила Камерин. — Боже мой! У тебя был роман с моей матерью?! Если ты встречался с Ханной, нам больше не о чем говорить! Джастин, я не шучу! — Камерин взмахнула рукой. — Разговор окончен!