Карлос наблюдал, как Габриель перешел через дорогу и исчез в вилле. Богородица находилась в своей комнате наверху – играла. Реставратор, конечно же, не станет ее прерывать. Карлос подумал было взбежать на террасу и вмешаться, а потом отказался от этой мысли. Пусть будет реставратору урок, и есть уроки, которые лучше постигать нелегким путем.
Так что он положил на землю свои ножницы и вытащил из кармана фляжку со спиртом. Потом присел среди лоз и закурил сигарету, глядя на то, как солнце близится к океану, и ожидая начала спектакля.
* * *
Под звуки ее скрипки, наполнявшие виллу, Габриель поднимался по лестнице к ее комнате. Он вошел без стука. Она сыграла еще несколько нот и вдруг остановилась. Не оборачиваясь, закричала:
– Черт бы тебя побрал, Рами! Сколько, черт побери, раз я говорила тебе…
Повернулась… и увидела его. Открыла рот и выпустила из рук Гварнери. Габриель бросился вперед и поймал скрипку, прежде чем она упала на пол. Анна схватила его в объятия.
– Я не думала, что когда-либо увижу вас, Габриель. Что вы тут делаете?
– Прикомандирован к вашей охране.
– Слава тебе, Господи! А то мы с Рами убили бы друг друга.
– Так я и слышал.
– И сколько же народу в новой команде?
– Я подумал, что это решать вам.
– Я считаю, что одного человека будет достаточно, если вы не возражаете.
– Отлично, – сказал он. – Просто идеально.
Отто Гесслер прорезал шелковистую воду, продвигаясь в вечной темноте. Он хорошо поплавал в тот день – на два заплыва больше обычного, значит, в общем и целом сто пятьдесят метров, что было несомненным достижением для человека его возраста. Слепота требовала, чтобы он тщательно считал каждый взмах руки, чтобы не врезаться в закраину бассейна. Совсем недавно он мог покрыть всю длину бассейна за двадцать два мощных взмаха руки. Теперь на это требовалось сорок взмахов.
Он заканчивал последний заплыв: тридцать семь… тридцать восемь… тридцать девять… Он вытянул руку, ожидая ощутить гладкий, как стекло, итальянский мрамор. Вместо этого что-то схватило его руку и вытащило из воды. Он повисел так с минуту, беспомощный, точно рыба на крючке, с обнаженным животом, с выгнутыми ребрами.
Затем нож вонзился в его сердце. Возникла жгучая боль. И на секунду к нему вернулось зрение. Где-то вдали блеснул, ослепительно яркий свет. Рука выпустила его, и он упал в шелковистую воду. Назад, в вечную тьму.
