Убийца по прозвищу Англичанин - [87]

– Скажи мне еще раз, – сказал Габриель, нарушая молчание.

– Мы же уже десять раз все это повторяли, – возразил Петерсон.

– Не важно. Я хочу еще раз все это услышать.

– Ваше имя – герр Мейер.

– Чем я занимаюсь?

– Вы работаете со мной – в Отделе анализа и защиты.

– Почему ты привез меня с собой на виллу?

– Потому что у вас есть важная информация о деятельности въедливого еврея по имени Габриель Аллон. И я хотел, чтобы герр Гесслер услышал это непосредственно из источника.

– А что мне делать, если ты как-либо отойдешь от сценария?

– Я не намерен это повторять.

– Нет, скажи!

– Да пошли вы!

Габриель помахал перед его носом «береттой», прежде чем сунуть ее за пояс брюк.

– Я всажу тебе пулю в мозги. А также в охранника. Вот что я сделаю.

– Не сомневаюсь, – сказал Петерсон. – Это единственное, что вы хорошо делаете.

Через милю появилась частная дорога без названия. Петерсон взял поворот со знанием дела, на значительной скорости, так что центробежная сила прижала Габриеля к дверце. На секунду ему подумалось, что Петерсон что-то затевает, но тут машина замедлила бег и заскользила по узкой дороге – мимо окошка Габриеля замелькали деревья.

В конце дороги были кованые ворота, выглядевшие так, словно они могли противостоять бронетранспортеру с вооруженным личным составом. Когда они подъехали, в свете фар показался охранник и замахал руками, требуя, чтобы они остановились. На нем была широкая синяя куртка, которая тем не менее не могла скрыть того, что он хорошо вооружен. На его кепи был снег.

Петерсон опустил окошко.

– Мое имя Герхардт Петерсон. Я приехал для встречи с герром Гесслером. Боюсь, по неотложному делу.

– Герхардт Петерсон?

– Да, правильно.

– А кто этот мужчина?

– Мой коллега. Его имя – герр Мейер. Я ручаюсь за него.

Охранник пробормотал несколько неразборчивых слов в микрофон. Через минуту ворота открылись, и он, отступив, махнул, чтобы они проезжали.

Петерсон вел машину со скоростью бегуна. Габриель смотрел в свое окошко: дуговые лампы на деревьях, другой охранник в синей куртке – его тащила по лесу овчарка на ремне. «Бог ты мой, – подумал он. – Это место похоже на бункер фюрера. Добавить немного острой как бритва проволоки и заминировать, и картина получится идентичной».

Впереди деревья расступились и появились огни виллы, смягченные подвенечной вуалью падающего снега. Еще один охранник вышел к ним. Этот и не пытался скрыть автомата, свисавшего с плеча. Петерсон снова опустил окошко, и охранник всунул свое крупное лицо в машину:

– Добрый вечер, герр Петерсон. Герр Гесслер направился сейчас в свой бассейн. Он примет вас там.

– Отлично.

– Вы вооружены, герр Петерсон?

Петерсон отрицательно покачал головой. Охранник посмотрел на Габриеля:

– А как насчет вас, герр Мейер? Вы имеете при себе оружие сегодня вечером?

– Nein.[35]

– Пойдемте со мной.

* * *

Череда крошечных фонариков, насаженных на столбики не выше человеческого колена, отмечала дорожку. Снег здесь был глубже, чем в долине, и каждый четвертый фонарик был покрыт тонким налетом снега.

Петерсон шагал рядом с Габриелем. Вел их теперь тот охранник, что встретил их машину в конце подъездной аллеи. В какой-то момент позади них появился второй. Габриель чувствовал теплое дыхание овчарки под своим коленом. Когда собака ткнулась мордой в его руку, охранник дернул ее за ремень. Животное зарычало в ответ – это был низкий гортанный рев, от которого завибрировал воздух. «Славный пес, – подумал Габриель. – Только бы ничего не сделать такого, что вызовет ответную реакцию этого пса».

Впереди появился бассейн – длинное низкое здание, украшенное шаровидными фонарями, которые мерцали сквозь поднимавшийся туман. Внутри была охрана – Габриель видел их очертания сквозь запотевшие окна. Один из них появился, ведя за руку маленькое существо в халате.

И тут Габриель почувствовал острую боль в правой почке. Спина его выгнулась, лицо обратилось вверх, и на секунду он увидел острые, как стилеты, верхушки елей, уходящие в небеса, и, борясь с болью, он, казалось, видел картину Ван Гога с его буйством красок, движением и светом. Второй удар пришелся на затылок. Небеса затянуло тьмой, и Габриель упал лицом вниз в снег.

44 Нидвальден, Швейцария

Габриель открыл один глаз, потом медленно – другой. Он мог бы их и не открывать, так как тьма была полнейшая. «Абсолютная чернота, – подумал он. – Теоретическая чернота».

Было ужасно холодно, пол – неполированный цемент, в сыром воздухе пахло серой. Руки его были скованы за спиной ладонями наружу, и мышцы плечей раздирала жгучая боль. Он пытался представить себе, в каком положении он лежит: правая рука и правое плечо прижаты к цементу; левое плечо – в воздухе; таз перевернут; ноги стянуты. Ему вспомнилась художественная школа – как преподаватели заставляли модели перекручивать ноги, чтобы яснее видны были мускулы, и сухожилия, и форма ноги. Может быть, он просто позирует для картины какого-нибудь швейцарского экспрессиониста. «Человек в камере пыток»… художник неизвестен.

Он закрыл глаза и попытался распрямиться, но от малейшего сокращения мускулов спины в правой почке вспыхивал пожар. Охая от боли, он боролся с ней и сумел-таки выпрямиться. Он приложил голову к стене и сморщился от боли. От второго удара у него на затылке осталась шишка величиной с яйцо.