Убийца нужен… - [57]

— Правда? — теперь голос Даниеля звучал заинтересованно.

— Да, — сухо сказал Лэнгар. — Начинается настоящая война. Я уезжаю, мне нужно привести в боевую готовность моих русских генералов, они скоро понадобятся. Что будет с Францией, можно предсказать довольно точно. Не знаю, что думает правительство, но мы-то, во всяком случае, захватим инициативу. Коммунисты не успеют и вздохнуть. Дело пойдет полным ходом, как только настанет «час Аш». Тогда мы поглядим на господ Ревельонов, Кадусов и всю эту банду пораженцев!

Даниель встретил жесткий взгляд Лэнгара и понял преподанный урок. А тот развивал свой план, поясняя его движениями челюсти и жестами. Он постепенно входил в азарт и уже начал мерно постукивать рукой по столику, отчего вздрагивали и звенели высокие хрустальные стаканы.

Даниеля охватило лихорадочное волнение. Он был слишком взвинчен, для того чтобы сосредоточиться. Это было особое, холодное воодушевление, которое кружит голову и оставляет сердце неверящим и безучастным. Даниеля не покидало странное чувство, что все это он уже когда-то пережил. Когда и где? Ах да, когда грузовик остановился на рассвете на пустынной улице Клиши… Он тогда выскочил из кузова и крикнул ребятам:

— А ну, побрызгаем в последний раз!..

Город казался вымершим. Через пятьсот метров застава, за ней предместье, а это уже не Париж. Даниель встал на колено и перевел рычажок автомата в положение одиночных выстрелов. Он караулил первую голову, которая покажется в одном из окон маленькой улички, пересекающей улицу Клиши. Слева, во втором этаже над японским садиком, мелькнуло сморщенное лицо старика, похожего на мелкого рантье. Даниель срезал его. Лувер и Симоне соскочили с машины. Втроем они наделали шуму, длинными очередями отбивая у других охоту высовывать нос. Стекла со звоном сыпались. Когда стрелять стало не в кого, они начали бить по немым стенам домов.

Это происходило 19 августа 1944 года. Они уезжали в Германию, бежали из непокорного, поднимающегося Парижа. Они убеждали себя в том, что так будет легче раздавить мятеж, но холод в сердцах говорил им, что они побеждены и разбиты. Отсюда их ярость, их бессмысленная страсть к разрушению. Они хотели оставить за собой одни развалины.

Почему же теперь он не загорался огнем Лэнгара? Да, все так и было. Когда они, насытив свою злобу, снова влезли в машину, выяснилось, что не хватает Бебе. Он вылез и ушел, прихватив с собой автомат. Они увидели его вдалеке — Бебе уже сворачивал за угол — и бросились за ним, думая, что он завязал перестрелку с повстанцами. Но Бебе шел один. Когда они окликнули его, он бросился на землю и заорал:

— Не подходить, а то всех перестреляю!

Автомат был направлен прямо на них. Они поглядели друг на друга. Мардолен, шофер, который еще не забыл трепки, полученной от Бебе в тот день, когда он назвал его Фифи, сказал:

— Эге, Даниель, он обгадился со страху, твой Бебе… Он сошел с ума…

Они пожали плечами и повернулись к машине. Никто из них не догадался тогда, что Бебе перебежал в лагерь противника.

Лишь теперь, заново пережив эту сцену, Даниель понял ее смысл и обозлился на себя. В то утро Бебе избрал правильный путь. Даниель угрюмо молчал, может быть жалея, что не последовал примеру Бебе, а может быть, потому, что почти физически ощущал тяжелую ненависть окружавших его человеческих множеств.

Лэнгар, видимо, понял причину его сдержанности. Он опять щелкнул пальцами. Очевидно, этим жестом он хотел смести с лица земли половину человечества. Возможно, впрочем, что он просто отгонял мысли, которые противоречили его мечтаниям. Во всяком случае, он смолчал и повел Даниеля к оружейнику. Он приобрел для него пистолет и обещал в ближайшие дни раздобыть разрешение. Это был психологически правильный шаг: почувствовав в кармане тяжесть оружия, Даниель сразу обрел свободу и уверенность в себе.

Вечером он вовлек Максима в бешеный кутеж. Ему необходимо было доказать себе, что все привилегии ему возвращены. Где-то в глубине в нем всегда дремала потребность доказывать всем и каждому свое молодечество. Теперь Даниелю не хватало простейших гарантий того, что ему все сойдет с рук, что бы он ни натворил. Конечно, со временем такие гарантии будут ему даны. С тех пор как кончилась война, он достаточно страдал и вполне заслужил безнаказанность. Она была бы только справедливой. Он и теперь имел на нее право, поскольку в годы юности безнаказанность всегда была ему обеспечена.

В тайном публичном доме они встретились с компанией пьяных десантников и великолепно провели время.

На следующий день они хором поведали Лиз свои похождения. Даниель не стал обращать внимания на ее насмешки, отнеся их за счет ревности. Лиз заявила, что он достойный представитель установившегося государственного порядка и как две капли воды похож на ее папашу, начальника полиции. Она тут же подумала, что ее слова доставили бы удовольствие Франсису. Даниель и в самом деле походил на отца, хотя не был подвержен страху, Но страх — это отнюдь не главное.

В тот же день Лэнгар сказал Даниелю, что ему надлежит отправиться к Гаво и выпотрошить несгораемый шкаф, в котором Бебе хранит документы.