Убить зверя - [128]

Это были удивительные дни. Старик колдовал над верстаком, Ирина Александровна тоже сидела в мастерской, в кресле-качалке, что-то читая или рукодельничая – она вязала Егору Павловичу шарф, а Грей, блаженно потягиваясь и добродушно щурясь, лежал в углу на куче стружек и с каким-то странным интересом наблюдал за хозяином и его подругой. Ему было внове такое прибавление к их дружной компании двух бирюков, и пес еще не знал, как относиться к этому событию. Он чувствовал, что его хозяина снедает тревога, но пока не мог определить чем она вызвана. Это с одной стороны тревожило Грея, а с другой ставило в тупик – аура умиротворенности, возникшая в квартире старика после появления в ней Ирины Александровны очень нравилась волкодаву, который ощущал волны добросердечия всеми фибрами своей собачьей души. Дни пролетали как один миг, ночи были наполнены странной негой, а прогулки превратились для Грея в праздник: старик обычно шел чинно, не спеша, и нередко предоставленный самому себе пес откровенно скучал, а Ирина Александровна бегала с ним наперегонки, заставляла приносить брошенные сухие ветки (что волкодав делал с удовольствием) и ходить по бревну, переброшенному через канаву.

То утро ничем не отличалось от предыдущих. Поначалу… Старик и актриса, весело подшучивая друг над другом, быстро выпили по чашке чаю и отправились в сквер на прогулку. Правда, в отличие от других дней, актриса почему-то была несколько вялая, будто провела бессонную ночь (хотя это и не соответствовало действительности), и шла неторопливо, держа Егора Павловича под руку. Покрутившись возле них и поняв, что на этот раз игр не предвидится, Грей с укоризной рыкнул и скрылся среди деревьев, чтобы покуражиться над ежами, которые к осени расплодились в неимоверном количестве. Он не боялся их иголок, и когда находил очередной колючий клубок, то упражнялся в реакции – молниеносными движениями лап катал его, как мяч, среди опавших листьев, постепенно превращая в бесформенный ком.

Грей, конечно, мог при желании добраться до живой плоти, заключенной в игольчатый панцирь, но он был не голоден и, будучи истинным охотником, пренебрегал такой малявкой как еж. Пес просто играл, наслаждаясь вожделенной свободой, которая казалась ему после тесной квартиры-норы еще более желанной, чем тогда, когда он вольно бегал по тайге.

Машина появилась внезапно, когда старик и актриса уже возвращались домой и вышли из сквера на пока еще пустынную улицу – время было раннее. Она была импортной, с мягко воркующим мотором, и ехала поначалу не быстро. Ирина Александровна и Егор Павлович, из-за отсутствия тротуара, шли по достаточно широкой мостовой, держась за руки, и непринужденно болтали о всякой всячине. Автомобиль приближался сзади и они его не видели и не слышали до тех пор, пока водитель не добавил газу. Будто почувствовав недоброе, старик быстро обернулся – и увидел машину уже в нескольких метрах от себя. Она неслась прямо на них.

Он не успел не только что-либо предпринять, но даже вскрикнуть. И последнее, что Егор Павлович увидел перед тем, как широкий бампер авто подмял под себя Ирину Александровну, был черный мохнатый клубок, летящий прямо ему в грудь. Грей ударил его с такой силой, что старик был отброшен с проезжей части как невесомый соломенный куль…

Егор Павлович очнулся от влажного прикосновения чего-то бархатистого. Его спаситель, верный Грей, стоял над ним и, жалобно поскуливая, старательно вылизывал ему лицо. Старик, держась за голову, где выросла большая шишка – похоже, при падении он сильно ударился головой о камень – встал на колени и в недоумении осмотрелся. Егор Павлович пока не понимал где находится и что с ним случилось. Но вот наконец шум в ушах начал стихать, в глазах прояснилось и старик увидел…

Нет! Не-ет!!! Егор Павлович закричал так страшно, что с деревьев взлетела стая ворон. Не осознавая, что делает, старик по-собачьи, на четвереньках, пробежал метров десять и рухнул у распростертой на асфальте Ирины Александровны. Она была буквально растерзана тяжелым автомобилем. Алая кровь, вытекающая из раны на ее голове, уже начала, сворачиваясь, чернеть, и восковая бледность постепенно сползала с высокого чела на щеки и подбородок. Ничего не соображая, Егор Павлович попытался поднять Ирину Александровну, но силы изменили ему, и он тяжело упал, при этом стараясь чтобы ее голова легла ему на грудь.

Отдышавшись, старик наконец полностью пришел в себя. Он сел и как-то отрешенно приложил пальцы к шее актрисы, чтобы пощупать пульс. Егор Павлович мог бы этого и не делать. Ему столько раз приходилось видеть смерть во всех ее обличьях, что он уже заранее знал результат своей попытки найти хотя бы малую искру жизни в уже начавшем коченеть теле любимой женщины.

Как он хотел ошибиться! За это ему не жалко было отдать все свои оставшиеся годы.

Увы, пока еще теплое тело Ирины Александровны ответило ему не толчками бегущей по жилам крови, а всего лишь последним прикосновением беломраморной шелковистой кожи.

Актриса была мертва.

Отступление 8. Зона Сиблага, 1995 год.

Лосиху убили совсем недавно, от силы два часа назад. Она была стельной, и Егор, вернее, уже Егор Павлович, горько вздохнул. Браконьеры, судя по следам, прилетели на вертолете и стреляли прямо с воздуха. Сюда, на южную окраину заказника, добраться пешком мог только человек, хорошо знающий тайгу. В этом месте когда-то была запань, а потому и на моторке подойти к берегу было весьма непросто, если не сказать – невозможно. Коварные топляки подстерегали лодку даже на стремнине. Егерь давно знал, что низину возле самого берега облюбовали сохатые, которым нравился молодой осинник, растущий на сухих прогалинах среди болотца. До недавнего времени лосиные семьи здесь чувствовали себя вольготно, так как их не могли потревожить ни охотники, ни хищные звери – с одной стороны река, а с другой почти непроходимая марь обеспечивали им спокойную жизнь и защиту, в особенности самкам и молодняку.