Убить всех плохих людей - [5]

— Да, клянусь Зевсом! — воскликнул Минос и поднял золотой жезл. — Клеобул — в Аид, Гермипп — в Тартар!

— Что? — Эак перехватил жезл, прежде чем тот ударил оземь. — Погоди, Минос! Ты ничего не перепутал?

— Наверное, ты хотел сказать: «Клеобул — в Тартар, Гермипп — в Аид?» — с надеждой спросил Радаманф.

— Нет, я ничего не перепутал, — удивился Минос. — Разве вам непонятно? — Двое судей растерянно помотали головами. — Что ж, тогда подождём сорок лет. Посмотрим, что станет с Гортиной, что станет с Фестом, и вы поймёте. А эти пусть ждут в Аиде. — Он махнул рукой, и тени сгинули.

Через сорок лет Радаманф, приняв облик смертного, отправился поглядеть на Фест, а Эак — на Гортину.

— Итак, что с Гортиной? — спросил Минос, когда те вернулись.

— Она процветает, — доложил Эак. — Клеобул пользовался такой ненавистью, что после его смерти гортинцы разбили все его статуи, соскоблили с надписей имя и предали память проклятию, а главное — приняли такие законы, чтобы впредь никто не смог стать тираном. Городом правят выборные архонты; всякого архонта или народного вожака, кого подозревают в стремлении к тирании, народное собрание подвергает остракизму и отправляет в изгнание. Ныне Гортина — самый богатый и могущественный город Крита; даже последний бедняк в ней имеет не менее трёх рабов.

— А что с Фестом? — спросил Минос.

— Руины, — сказал Радаманф.

— Что там произошло?

— Гермипп пользовался такой любовью, что после его смерти фестяне возжелали нового тирана, который так же заботился бы о народе, как Гермипп. Народные вожаки схватились не на жизнь, а на смерть; каждый собрал партию приверженцев; началась кровавая смута. В конце концов один вожак одолел остальных, стал тираном и, подобно Гермиппу, стал расправляться с богачами и раздавать их имущество. Богачи, не дожидаясь, пока их всех перебьют, составили заговор, убили самого тирана и установили жесточайшую олигархию. Они подсылали тайных убийц к популярным народным вожакам, а сами давили и разоряли простой народ, отыгрываясь за времена тиранов. Кончилось это народным восстанием, резнёй олигархов и очередной тиранией. И такое повторялось несколько раз, и каждый новый тиран был хуже прежнего, и каждая олигархия хуже прежней, и с каждой новой смутой город беднел, разрушался и приходил в упадок. Кончилось тем, что гортинцы пошли войной на Фест, взяли его благодаря измене очередного претендента на тиранию, разрушили до основания, ограбили дотла и обратили граждан в рабов.

— После чего, — добавил Эак, — Гортина и стала самым богатым и цветущим городом Крита.

— Теперь вы поняли? — спросил Минос. — Подобно тому как Евримедон из Кносса сделал сограждан соучастниками своих убийств, Гермипп сделал их выгодополучателями своих убийств. Он развратил их, приучил к мысли, что нет ничего дурного в грабеже сограждан, и превратил в преступников — а преступники неспособны создать благоустроенный полис со справедливыми законами, и мы видим, чем всё кончилось. Теперь вы согласны с моим приговором?

— Согласны! — в один голос воскликнули Эак и Радаманф.

Минос ударил золотым жезлом, и тень Клеобула вернулась в асфоделевые луга, а тень Гермиппа с воем рухнула в Тартар.

Вот что рассказывают критяне. Впрочем, все критяне лжецы.

Сказка о магическом интернете

Давным-давно в одном параллельном фэнтези-мире под названием Пять Королевств в каждом королевстве был верховный друид, а у друида чаша с волшебной водой, которая показывала всё, что отражалось в остальных четырёх чашах. Через эти чаши друиды писали друг другу послания ветками омелы по воде, обменивались мудростью и улаживали споры между своими королями.

Однажды в Синем Королевстве некий недостойный друид, разгневанный тем, что его не произвели в верховные, в ярости опрокинул чашу. Нечестивца тут же предали лютой смерти, а драгоценную воду собрали по каплям, сколько смогли. Но одна-единственная капля всё же просочились сквозь трещину в каменном полу в землю — и стоило ей соприкоснуться с подземной водой, как та переняла чудесные свойства. Из-под земли волшебная вода просочилась в родники, оттуда в колодцы и ручьи, реки и моря, испарениями ушла в облака, дождём и снегом оросила весь мир — и за какой-то месяц вся вода Пяти Королевств стала волшебной. Теперь всякая прачка в своём корыте, всякий водонос в ведре могли видеть всё, что отражалось во всех водах мира — в каждой морской волне, в каждой луже, заводи, протоке, болотном разводье и дворцовом бассейне, в каждом трактирном жбане, собачьей плошке и королевском золотом рукомойнике.

Неподготовленный человек, конечно, видел лишь хаос пёстрых бликов. Но стоило немного приноровиться, и глаз научался выделять в этой мешанине именно то, что интересовало смотрящего. Шпион различал вражеское войско на переправе, охотник — стадо оленей у водопоя, развратник — купающихся девиц, кормчий — грозовые тучи в ста милях впереди по курсу. Всё, что отражалось в воде, перестало быть тайной для кого бы то ни было. Пираты видели купеческие суда, купцы — пиратов, а королевский военный флот — и тех и других, и флоты всех остальных королей; и всякий, кто подносил к губам кружку с водой, при желании мог увидеть, как друиды творят тайные ритуалы у священных источников, или как король подмывает зад. Рухнул мир, где люди делились на посвящённых и профанов. Каждый был видим всеми и видел всех.