Но, с другой стороны, чтобы всё выяснить, нужно только сдернуть покрывало и убедиться, что её сон не более чем фантазия усталого мозга.
И чего она боится? Даже если он окажется и без головы, чего ей бояться?
Ольга перебарывает себя и подходит к кровати.
— Сергей, Сергей, — толкает укутанное покрывалом тело. — Слышишь? Это я, Ольга. Проснись, у тебя тут открыто. Слышишь, Сергей?
Она еще раз толкает его, однако, видя, что Сергея не так-то просто разбудить, начинает стягивать с него покрывало. Медленно, со страхом.
Кажется, этот миг длится целую вечность!
Почти как во сне!
И как во сне тело Сергея на самом деле оказывается… без головы.
Ольга пятится, пытается крикнуть, но не издает ни звука — её просто убивает увиденное. Она оседает на пол, не сводя с кровати обезумевшего взгляда.
Майор Михайлов сидел в кабинете подполковника Левина, когда раздался телефонный звонок.
— Левин слушает, — хозяин кабинета поднял трубку, и Михайлов заметил, как на лбу его непосредственного начальника собрались складки.
— Вас понял, товарищ полковник, — выслушав, отчеканил Левин.
Михайлов догадался, что звонит сам Еремин, начальник управления. А по тому, как бегло посмотрел на него Левин, понял, что разговор касается и его.
— Сейчас будем, — сказал, дослушав, Левин и, положив трубку, обратился к Михайлову:
— Ну, не надоело копаться в бумагах?
«Странный вопрос», — подумал Михайлов. Он еще не видел ни одного сотрудника, которому бы нравилось целый божий день перебирать документы.
Он слегка пожал плечами и ответил:
— Да есть малёхо.
— Тогда готовься, наверное, на выезд. Если вызывает обоих, значит, дело серьезное.
Михайлову выбирать не приходилось. К тому же последнюю неделю он вообще сидел без дела, если не считать, конечно, месячного отчета по области, в который с непривычки никак не мог вникнуть. Поэтому, предчувствуя, что его заставят заниматься канцелярской писаниной, долго не соглашался на перевод из Зарайска в управление. «Не по мне это», — отнекивался. Но Левин был неумолим:
— Ты мне как толковый и опытный работник в области необходим, под боком, так что не выдумывай, соглашайся.
Михайлову ничего не оставалось делать.
Да, собственно говоря, и Зарайск, особенно после того, как Михайлова оставила жена, стал тяготить его. Эти бесконечные унылые вечера, они просто убивали его.
После определенных событий в своей жизни он чувствовал себя не в своей тарелке и находился в полной прострации.
Первые дни только и жил теми странными ощущениями, которые волнующе теснились в нем, не давая покоя ни днем, ни ночью…
Потом он ушел от жены. Или она от него (он даже не задумывался над этим).
Потом Маралов, начальник Зарайского горотдела, будто догадываясь об отрешенном состоянии Михайлова, отправил его в отпуск. И там, в одиночестве, в санатории, среди тихих гор и дремучих лесов Михайлов впервые ощутил себя изменившимся. Внутренне изменившимся. Преображенным? Может быть, — он сам себе боялся признаться в чем-либо и первые дни своего вынужденного отпуска (или возвращения из небытия) смотрел на всё отрешенно и безучастно. Даже наступившее в этих краях бабье лето, с его разноцветьем и диким восторгом южной природы в период последнего потепления, не привлекало его.
Потом было нашумевшее на всю республику дело, после которого Михайлова затребовали в область. Теперь он здесь и занимается исключительно делами запутанными, «туманными», — «мутными», как называл их Левин.
Было ли это нововведение с приходом Еремина в управление свежим веянием или нет, можно было только догадываться, но что такие дела были, спорить не приходилось.
— Во все переходные эпохи, — говорил Михайлову Левин, когда разговаривал с ним, сманивая в управление, — человеческие умы занимали различные мистификации. Появлялась масса экстрасенсов, медиумов, знахарок, колдунов. В большинстве своем шарлатанов из породы Калиостро, пользующихся доверием и наивностью человека. Этих, Николай Николаевич, вам придется опускать на грешную землю. Но немало случаев и неординарных, о которых просто немыслимо говорить открыто, так как вообще иногда бывает непонятно, с чем мы имеем дело. Тут нужно будет мышление нестандартное, основанное на отличном знании предрассудков, страхов и, как говорят психиатры, различного рода фобий.
— Вы думаете, — спросил его в свою очередь Михайлов, — что такого рода дел в нашей области будет немало, раз вы меня ориентируете исключительно на них?
— Думаю, что их с лихвой хватит.
Михайлов в этом сомневался, принимая тогда предложение Левина. И в этот раз он считал, что всему происходящему можно найти вполне реальное объяснение.
* * *
Не задерживаясь долго, после звонка начальника управления, Левин и Михайлов поднялись на третий этаж, где располагался кабинет Еремина, и вошли в приемную.
— Иван Савельевич, Андрей Степанович ждет вас, — сказала им секретарша Еремина, смазливая девчушка лет двадцати двух с пышными белокурыми волосами и в короткой эффектной юбке.
— Как он? — спросил её ненавязчиво Левин и, услышав: «Не в духе», — настойчиво потянул Михайлова за собой.
— Разрешите, товарищ полковник? — спросил Левин, прежде чем переступил порог.
