— Кого его? — уточнил Михайлов.
— Отца Лаймы. Он уже давно грозился убить Сережу.
— Конкретнее, пожалуйста, Елена Ивановна. Когда отец Лаймы грозился убить вашего сына?
— Тогда еще, когда забирал Лайму.
— Куда забирал?
— С собой. Он ведь не дал Лайму хоронить здесь. Сказал, что Лайма будет лежать только дома и увез её. Сережа даже возразить ничего не мог. Он всегда не любил Сережу.
Михайлов попытался сложить вместе фишки этого домино.
— Значит, Лайму похоронили не в городе?
— Я же вам сказала: он увез её с собой.
— А куда, вы, случайно, не знаете? — Её ответ мог ускорить поиски.
— Как же не знаю: к себе, в Пырьевку.
— В Пырьевку? — переспросил Михайлов.
— Да, она оттуда, там живет её отец.
Михайлов пометил в своем блокноте. Кажется, что-то начинает проясняться.
— А почему Сергей не воспрепятствовал этому?
— Я же говорю вам: у них с отцом Лаймы были натянутые отношения. Её отец не хотел даже, чтобы она выходила за Сережу замуж. Категорически был против. Даже на свадьбу не приехал. Я всё сама тянула.
— А вы как относились к Лайме? — не удержался Михайлов, чтобы не задать и этот вопрос.
— Мне все равно, с кем встречается мой сын, лишь бы он был счастлив.
— Но и отец Лаймы, наверное, хотел счастья для дочери? — спросил Михайлов.
— Да если бы он хотел, то не препятствовал бы браку. Она же любила моего Сережу, души в нем не чаяла. Разве он не видел?
— У каждого родителя свой взгляд на такие вещи. Может, отец Лаймы ничего не замечал?
— Да видел он всё, видел. Разве это скроешь? И Сережа её сильно любил. Может, это его и заело?
Михайлов предпочел промолчать.
— А как вы объясните смерть Лаймы?
— Здесь Сережа не виноват. Это всё та курва — Ольга. Она его с толку сбила.
— А ведь, насколько нам известно, они давно знакомы — ваш Сергей и Ракитина.
— Ну так что ж, что давно. Это не давало ей права лезть в кровать к женатому мужчине, — вдруг прорезалась у матери Кравченко неприкрытая злость. Видно, она и Ракитину не очень-то жаловала. — И потом, когда всё это случилось… — продолжала она, — когда Лайма покончила с собой, Сергей сразу же прогнал эту стерву. Он видеть её больше не мог, я знаю. Разве это не доказательство? Может, даже она его и убила.
Михайлов не стал её переубеждать.
— Тогда еще один вопрос: как жили Сергей с Лаймой?
Мать Кравченко недоверчиво посмотрела узкими, вдруг похолодевшими глазами на Михайлова и сказала:
— Я же говорила вам: душа в душу, как голубки. Да вы хоть кого спросите, в доме вам о них каждый скажет.
С минуту Михайлов обдумывал услышанное, переваривал. Молчала и мать Кравченко. Вроде больше спросить нечего.
— Вот еще, — вдруг всплыло у Михайлова. — Скажите, а вы случайно не знаете, Лайма водила машину?
— Водила. Сережа еще собирался машину покупать, а ездить не умел. Я ему говорила: как же ты учиться будешь, а он мне: Лайма научит, она, мол, хорошо водит.
Михайлов переглянулся с Семеновым. Появлялись новые вопросы. Он зацепился за слова матери Кравченко:
— Так вы говорите, что Сергей собирался покупать машину? Но ведь он нигде не работал, только пришел из армии?
Женщина опять взглянула на Михайлова с недовольством.
— Да, денег у него не было. И за это многие его не любили. А на машину он бы скопил, он у меня знаете какой был? Работящий, сильный, не в пример своему отцу!
— А вы давно с ним не живете?
— С кем? — спросила мать Кравченко.
— С мужем?
— А кто вам сказала, что у меня был муж? У меня его никогда и не было.
Михайлов почувствовал себя неловко.
— Простите, я не хотел вас обидеть.
Михайлов еще раз просмотрел в блокноте свои записи. Кажется, ему больше не о чем было спросить.
— Скажите, — прервала его размышления мать Кравченко, — а тело Сережи я могу забрать?
— Тело? — спросил Семенов. — Без головы?
Мать Кравченко обожгла его взглядом.
— Конечно, можете, — сказал, почувствовав негодование женщины, Михайлов. — Только как хоронить-то будете без головы?
— Разве вы её не найдете? — с упреком в голосе бросила она.
— Этим занимает вся милиция, — сказал Семенов. — Конечно, найдем.
— И все-таки я хотела бы забрать тело сына, — твердо повторила мать Кравченко.
— Хорошо, — сказал Михайлов. — Мы позвоним. Тело вам выдадут.
— Спасибо, — тихо сказала Елена Ивановна и замолчала, замкнувшись в себе. Потом, почувствовав, что вопросов к ней больше нет, спросила:
— Я могу идти?
— Да, пожалуйста, — ответил Михайлов.
Она поднялась и, сгорбившись, медленно вышла из кабинета. Семенов проводил её долгим взглядом.
— Еще вроде нестарая на вид, а злости…
— Да, злости у нее хватает. Буквально все принимает в штыки.
— Как же она с такой злобой живет? — спросил Семенов.
— Кто её знает, — ответил Михайлов. — Может, она и не живет вовсе.
