Убить, чтобы жить. Польский офицер между советским молотом и нацистской наковальней - [14]

Шрифт
Интервал

«Интересно, – подумал я, – могу ли я сбить немецкий самолет из револьвера? В округе нет немцев. Фронт в Кракове».

Было еще темно, когда меня вызвали в штаб в Жешув. Пока я находился в штабе, прозвучал сигнал воздушной тревоги, но бомбардировки не было. Я получил шифры и вернулся в лагерь. Возвращаясь обратно мимо поста, я обратил внимание, что нет часового, который должен охранять лагерь и не пускать в него гражданских лиц. Оглядевшись, я увидел, что он лежит на земле, а рядом валяется винтовка.

– Часовой!

Молчание.

– Часовой!

Никакой реакции.

Я вышел из машины и подошел к лежащему на земле солдату. Стоило мне наклониться, как прозвучал выстрел и рядом со мной взлетел фонтанчик земли.

«Что это, черт возьми?! – Я перевернул часового и увидел у него на губах кровавую пену. – Ничего не понимаю. Что с ним? Что вообще происходит?»

Тут опять прозвучал выстрел, вспенив землю у меня под ногами.

– Какой идиот вздумал стрелять? – закричал я, непонятно к кому обращаясь.

В ответ прозвучали выстрелы, а затем залп из автомата, сопровождавшийся криком:

– Вниз, пан лейтенант! Ложитесь, а то вас убьют.

Кричал один из моих сержантов. Голос доносился из оврага, где были спрятаны наши транспортные средства.

Ничего не понимая, я, тем не менее, послушался сержанта, упал на землю и пополз к оврагу.

– Что происходит, сержант?

– Немецкие парашютисты, пан лейтенант. Судя по выстрелам, их около десятка. Пока вы были в штабе, их сбросили с самолета.

– Сколько наших убито?

– Восемь человек, пан лейтенант. Все, кто дежурил у передатчика. Их застали врасплох.

– А где сейчас немцы?

– Не знаю, пан лейтенант. Должно быть, в яблоневом саду. Слышите автоматные очереди оттуда? И на ферме стреляют. А двое там, – он махнул рукой в сторону, – но они мертвы. Мы убили их, когда они убегали.

– А где все наши?

– Кто-то в домах, пан лейтенант, кто-то в овраге, в палатках и под грузовиками. Немцы сразу же начинают стрелять, стоит только шевельнуться.

Напуганный выстрелами, мимо нас пробежал теленок, и тут же раздалась автоматная очередь. Немцы взяли нас в кольцо. Они стреляли с фермы, из стога сена, стоявшего в поле, и из расположенных поблизости домов. Вспыхнул и взорвался один из наших грузовиков – пули попали в бензобак. Огонь перекинулся на два соседних грузовика. Судя по выстрелам, кто-то из немцев залег в овраге.

– Они будут убирать нас одного за другим, если мы срочно что-нибудь не придумаем, – сказал сержант.

– Верно. Ползите по оврагу и передайте всем, чтобы были готовы через четверть часа броситься к домам. Дым от горящих грузовиков нам на руку – послужит прикрытием. Сначала очистим от них дома, а потом займемся остальными.

Сержант пополз по дну оврага. Я тоже пополз, но в другую сторону. У меня был только пистолет, но от него сейчас было не много толку, и я решил добыть винтовку убитого часового. Мне удалось взять винтовку и вернуться даже раньше назначенного времени.

Несмотря на яркий, солнечный день, я не видел ни одного немца. Они хорошо замаскировались, и только их выстрелы наводили меня на мысль, где они могут скрываться.

С другого конца оврага я услышал три револьверных выстрела – это был сигнал, что все готовы. Я ответил тремя выстрелами, выскочил на насыпь и побежал по открытому пространству к домам. Раздались выстрелы. Кто-то вскрикнул, и я увидел своих людей, бегущих к домам. Задыхаясь, я перепрыгнул через забор на задний двор и перекатился под стену дома. Просвистели две пули и впились в стену чуть выше моей головы. Я вскочил, забежал за угол дома, выбил ногой дверь и заскочил внутрь. Никого. Я бросился к лестнице и успел подняться на один пролет, когда почувствовал за собой какое-то движение. От удара по голове я потерял равновесие и свалился с лестницы. Комната поплыла у меня перед глазами, мир померк, и я потерял сознание.

Я пришел в себя. Меня окружали какие-то лица, но я смотрел на них словно сквозь толщу воды; их изображения расплывались и множились. Они двигали губами, но до меня не долетали звуки их голосов. Когда сознание полностью вернулось ко мне, я увидел нескольких женщин, склонившихся надо мной.

– Благодарите Бога, что остались живы, пан лейтенант! Я решила, что убила вас! – сказала одна из них.

– Почему вы ударили меня?

– Мама решила, что вы немец, – объяснила молодая девушка, – и ударила вас, когда вы поднимались по ступенькам. Очень больно?

– Вы почти час не приходили в сознание, – добавила другая.

– Сколько?! – вскричал я.

– Час.

– А что происходит снаружи?

– Должно быть, они перебили всех немцев, потому что выстрелы прекратились, и мы видели наших солдат, которые провели несколько пленных немцев к вашим грузовикам, – объяснила девушка, сказавшая, что я почти час лежал в обмороке.

С огромной шишкой на голове, еще не вполне пришедший в себя, я побрел к своей палатке. Уже никто не стрелял. Немецкие парашютисты были либо убиты, либо захвачены в плен.

– Мы решили, что вас убили, пан лейтенант, – сказал сержант. – Солдаты искали вас повсюду.

Я рассказал сержанту, что со мной приключилось, и поинтересовался относительно пленных.

– Мы захватили четверых, пан лейтенант. Не знаю, живы ли они еще. Мальчики хотели их убить.


Рекомендуем почитать
Князь Андрей Волконский. Партитура жизни

Князь Андрей Волконский – уникальный музыкант-философ, композитор, знаток и исполнитель старинной музыки, основоположник советского музыкального авангарда, создатель ансамбля старинной музыки «Мадригал». В доперестроечной Москве существовал его культ, и для профессионалов он был невидимый Бог. У него была бурная и насыщенная жизнь. Он эмигрировал из России в 1968 году, после вторжения советских войск в Чехословакию, и возвращаться никогда не хотел.Эта книга была записана в последние месяцы жизни князя Андрея в его доме в Экс-ан-Провансе на юге Франции.


Королева Виктория

Королева огромной империи, сравнимой лишь с античным Римом, бабушка всей Европы, правительница, при которой произошла индустриальная революция, была чувственной женщиной, любившей красивых мужчин, военных в форме, шотландцев в килтах и индийцев в тюрбанах. Лучшая плясунья королевства, она обожала балы, которые заканчивались лишь с рассветом, разбавляла чай виски и учила итальянский язык на уроках бельканто Высокородным лордам она предпочитала своих слуг, простых и добрых. Народ звал ее «королевой-республиканкой» Полюбив цветы и яркие краски Средиземноморья, она ввела в моду отдых на Лазурном Берегу.


Человек планеты, любящий мир. Преподобный Мун Сон Мён

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Заключенный №1. Несломленный Ходорковский

Эта книга о человеке, который оказался сильнее обстоятельств. Ни публичная ссора с президентом Путиным, ни последовавшие репрессии – массовые аресты сотрудников его компании, отъем бизнеса, сперва восьмилетний, а потом и 14-летний срок, – ничто не сломило Михаила Ходорковского. Хотел он этого или нет, но для многих в стране и в мире экс-глава ЮКОСа стал символом стойкости и мужества.Что за человек Ходорковский? Как изменила его тюрьма? Как ему удается не делать вещей, за которые потом будет стыдно смотреть в глаза детям? Автор книги, журналистка, несколько лет занимающаяся «делом ЮКОСа», а также освещавшая ход судебного процесса по делу Ходорковского, предлагает ответы, основанные на эксклюзивном фактическом материале.Для широкого круга читателей.Сведения, изложенные в книге, могут быть художественной реконструкцией или мнением автора.


Дракон с гарниром, двоечник-отличник и другие истории про маменькиного сынка

Тему автобиографических записок Михаила Черейского можно было бы определить так: советское детство 50-60-х годов прошлого века. Действие рассказанных в этой книге историй происходит в Ленинграде, Москве и маленьком гарнизонном городке на Дальнем Востоке, где в авиационной части служил отец автора. Ярко и остроумно написанная книга Черейского будет интересна многим. Те, кто родился позднее, узнают подробности быта, каким он был более полувека назад, — подробности смешные и забавные, грустные и порой драматические, а иногда и неправдоподобные, на наш сегодняшний взгляд.


Иван Васильевич Бабушкин

Советские люди с признательностью и благоговением вспоминают первых созидателей Коммунистической партии, среди которых наша благодарная память выдвигает любимого ученика В. И. Ленина, одного из первых рабочих — профессиональных революционеров, народного героя Ивана Васильевича Бабушкина, истории жизни которого посвящена настоящая книга.