Убить босса! - [14]

– Пошел к черту! – доносилось из душа.

Чески ухмылялся и, потрясая двумястами пятьюдесятью фунтами живого веса, шествовал обратно. До пенсии ему оставался год с небольшим, и если этот факт чудовищно озарял перспективы всех без исключения детективов участка, то он же невероятно беспокоил лейтенанта Кросби. Чернокожему начальнику участка было совершенно наплевать, что жует и где плюёт Чески, но с его уходом участок лишался единственного в своем роде сыщика, поцелованного Господом в лоб. Чески развязывал такие узлы, которые были не под силу самым перспективным детективам, и таким образом убойный отдел лишался профессионала, замены которому не было.

Чески оказался в 13-ом участке настолько же случайно, насколько случайными считались все его удачные расследования. При всем великолепии его логики и богатом опыте работы у детектива имелся недостаток, могущий затмить все преимущества. Он до смерти боялся садиться за руль. Никакая сила не могла затолкнуть его на то место в полицейском «Форде», за которым располагается рулевое колесо. Чески знал наизусть все уложения, положения и инструкции, он применял их на практике молниеносно, как если бы сам был их автором, но запомнить порядок переезда регулируемого, а, тем более, нерегулируемого перекрестка было для него чем-то сродни игры на фортепиано, игре на котором он учился в детстве шесть лет, да так и не научился. И если беготня по клавишам в работе детектива помогает лишь раз в жизни, то без умения управлять автомобилем детектив, по всеобщему мнению таковым не является. Поговаривали, что на экзамен по вождению в полицейской академии Чески пригласил своего брата-близнеца, жившего в ту пору в Цинциннатти, однако до сих пор это никто не мог ни подтвердить, ни опровергнуть. Кросби приметил будущего детектива своего участка во время соревнований полицейских штата Нью-Йорк. Работавший в ту пору в Бронксе Чески изнывал от бумажной работы, изводил своими неотразимыми шуточками коллег, и на стене 23-го участка висел календарь, на котором было написано: «Уход на пенсию Чески состоится через…». Под надписью был пришпилен кармашек, в который вновь приходящий дежурный офицер вкладывал новый же листок. Так, «8 лет 3 месяца и 12 дней» менялся на «8 лет 3 месяца и 11 дней», и т. д. Чески, ко всеобщему неудовольствию, не обижался, напротив, правила игры он принял и вскоре участникам общего издевательства стало ясно, что издеваются не они, а над ними. Только через пару месяцев кто-то из офицеров заметил, что прежней надписи с упоминанием имени Чески больше нет, а существует другая, появление которой не было обнаружено сразу по причине одинакового шрифта и цвета.

«Моя жена обещала дать мне через» – и внизу кармашек, куда поутру дежурные офицеры аккуратно вкладывали новые листки.

Чески любил прессу, а в ней – политические заметки, потому что это был самый доступный способ поиздеваться над теми, кто еще не стал объектом его шуточек. А таковых оставалось все меньше и меньше.

– Уго Чавес зачастил в шоп-туры, – докладывал он, входя к дежурному офицеру, лицо которого при появлении Чески тускнело, а глаза становились несчастными. – Если верить Times, он закупил у русских автоматы и истребители, а у Лукашенко – трактора… Как твоя жена и мои дети, Джордах?

Чески не любил никто. Все знали, что он презирает спиртное и гордится своим весом, однако никто не знал, что у него больное сердце и он часто плачет по ночам от одиночества. Его родители, опустившиеся старики, проживали на юге штата Мэн, и половину своего еженедельного жалованья он посылал им, точно зная, что семидесятилетние Боб и Шарлота Чески пропьют деньги за два дня. Генри Чески был некрасивым мужчиной средних лет, он потел, когда ел, часто просыпался по ночам от желудочных колик, его жизнь была разделена на две половины, как делятся сутки на ночь и день. Ночью он страдал от того, что никому не нужен, а днем демонстрировал окружающим, что он самый счастливый человек на свете. Больше всех Чески любил стариков, детей и женщин. И если старики и дети отвечали ему взаимной любовью, то женщины его сторонились, видя в этом толстяке животное, не способное ни на чувства, ни на благородные поступки.

Кросби приметил Чески на соревнованиях. От своего участка в Бронксе тогда ещё сорокалетний Генри Чески должен был быстро и правильно допросить двух подозреваемых, дающих по одному и тому же факту разные показания. Поскольку вождение, стрельба и приемы самообороны лейтенанта Кросби волновали мало, а главной задачей являлось найти и переманить на этой ярмарке профессионального мастерства толкового сыщика, Кросби все время проводил в импровизированных классах для допросов, где за подозреваемых выступали, дабы усложнить процесс соревнований, те же детективы.

Задача была проста и в то же время необычна. Двое офицеров полиции в штатском изображали преступников, забравшихся в дом и убивших хозяина. Они были задержаны спустя сутки, но в разных штатах. И теперь детектив, то есть, экзаменуемый Чески, должен был выбить из них признательные показания, совпадающие в деталях. Задача проста, если учесть, что просты исходные данные, но она практически невыполнима, если знать, что колоть придется реальных копов. Конечный результат для жюри был неважен, поскольку глупо было бы ожидать, что статисты вдруг начнут давать одинаковые показания. Жюри интересовал и оценивался сам процесс работы детектива, его умение правильно вести себя на допросе и склеивать факты.