Убить Бобрыкина: История одного убийства - [56]
— Обойдусь.
Откинув покрывало, встал, стол обошел и стал толкать.
— Да что с тобой сегодня, господи помилуй?
— Переезжаю, отойди!
И дальше стол толкал.
— Царю Небесный… — прошептала мать и следом шла, крестила спину. Шишин не любил, когда она крестила в спину, стол отпустил и, обернувшись, тоже мать перекрестил: четыре раза, снова в стол уперся и толкал.
Три матери смотрели из трельяжа, мешали Шишину переезжать.
«Сейчас я вас…», — и с силой стол толкнул. Три матери разбились, стеклянным звоном осыпаясь в уши.
— Ныне укрепи… — четвертая сказала за спиной.
«Ныне укрепи… одна всего осталась, позже разобью…»
Мать следом шла, хромая, причитая, пол мела подолом, назад скакали стены, бумажные высовывая языки гремели ящики, стекло хрустело. На черной лестнице темно и тихо было, по серым кафелям скользила тишина, выл ветер в мусорные трубы, из шахты пахло страшным сном, от мусорной трубы тянуло смрадом.
— Хоть людям, людям, Саша, не позорь… — шептала мать, заламывая руки, нечеловеческие силы вперед толкали стол.
Переезжаю… хватит.
Бодрым шагом вверх Бобрыкин ненавистный поднимался с мусорным ведром…
— Здорово, брат, в Австралию переезжаешь?
— В Австралию, — ответил, улыбаясь, и улыбаясь, стол к Бобрыкину толкнул.
Глава 45. Шаромкати
Мой милый, мой хороший, дай мне руку. В сплетенных пальцах спрячем летнее тепло, в тот день, когда от солнца холодеют губы, и ветер дымный под Вивальди листья кружит. Дверь скрипнет, отворяясь, мы войдем туда, где будет все не так, как будет, по-другому…
«Шаромкати…» — подумал он, боясь взглянуть на окровавленные руки, ладони вытер о полог, и спрятал в них лицо, размазывая губы, и ржавые следы подтерла темнота.
«Шаромкати…»
И копошились тени на полу, углы вязало серым, и тошнотворно пахло в голове прогоркшим маслом, матери тряпьем, варьем, чугунной ржавчиной, капустной тиной…
— Саша! Ужинать иди! — половником стучала в стену мать, в виски стучала, и красный шар луны, как волчий глаз двоился, отражаясь в круге оплывающей свечи. Воск капал на тропарь, забытый матерью на стуле, он руку протянул, и оттолкнул его, и снова руку вытер о полог.
Как по покойнику завесив небо облаками, окно из комнаты смотрело. Он все лежал и слушал пустоту. Она была полна дыханьями и голосами, смехом, сверчковым треском кухонных часов, журчанием бачка, и точно птичий щебет вечный гул ее стоял в ушах.
«Шаромкати…»
— Остынет, Саша!
Он встал и подошел к окну, касаясь пальцами, горячим лбом того, кто за окном стоял. Тот тоже прислонился, задышал неровно, дымные рисуя под губами облачка. С безумием бесстрашия бессмертья носился ветер по двору, расшвыривая галок. Дробила вечер темнота, бесшумно, из небытия выпрыгивали человечки, похожие на шляпки «Буратин», с опаской огибая земляные ямы, очерченные красными флажками, торопливо шли, и исчезали в пустоте.
«Шаромкати…»
Мать застучала громче, громче, громче. Он встал в дверях, качаясь о порог. Сюда-туда, туда-сюда…
— Уймись, — сказала мать, не обернувшись, крышку над кастрюлей подняла. Привычный, кислый запах кваши взорвался в голове. Над образами в паутине прошлогодняя качалась муха.
Тик-так, тик-так, тик-так…
— Уймись — сказала!
— Убью тебя сейчас.
— Убей, — сказала мать.
Он развернулся, вышел. Шкаф открыл в прихожей, обшарил все карманы, висельники долгими рядами стояли черные одежды, платья и плащи, наполненные мертвецами, рассыпаясь в пыль. Сухая, волчья тоска перехватила горло, как будто мать за подбородок вдруг взяла холодными руками, сжала, затрясла, он заскулил. Все ближе, ближе было страшное, казалось за спиной невидимым стоит и ждет. Чего? Кого? «Тебя», — шепнуло в голове.
«Меня…?» Он опустился на колени и ящики поочередно открывал и закрывал, возил туда-сюда, вытаскивал тряпье и складывал рядами.
— Хватит, Саша, хватит… — из кухни выходя, сказала мать. — Пройдет… Поверь, перетерпи…
«Пройдет», «Поверь», «Перетерпи…», «Тик-так, тик-так, тик-так…»
— Сынок… послушай… Меня послушай, я плохого не желаю, не скажу…
Он вздрогнул. Мучительно, не понимая, с ужасом смотрел на мать, она вертела руки, рукава крутила, закутанная в шаль, безумная старуха, по щекам, как ржавчина из кухонного крана, слезы… Слезы мутные текли.
— Ах, бедный, бедный мой хороший… — и, опустившись рядом, тронула по голове…
— Уйди… — хрипя, с отвращеньем сдернул руку. Рука упала на пол, в складки собрала подол.
— Прости тебя Господь, — шепнула мать. — Какой же ты дурак… Любви ему, любви… Какой тебе любви, больная голова? Какой любви? Терпеть должна любовь! Терпеть и ждать, и веровать, и верить! Из горя — в радь. А у тебя же, идол, все наоборот, все наизнань! Все врать назадь!..
А милосердствовать должна любовь, надеяться и только, Саша! И больше ничего. И не завидовать, не мыслить зла. Не поднимать руки, не отбирать чужого, слышишь, слышишь? — и дальше говорила. — А в небесах грохочет, пережди. И после радугу Господь на небе в утешение воздвигнет, Саша, вот и есь любовь. Она и есь. Ты жди. И все покроет, милостив Господь, любовь такая, перетерпится, ты слышишь? Слышишь, Саша, Саша? Маленький ты мой…
Безгрешна, не телесна, быть любовь должна. В ней только отдавать из сердца просит, и все отдай из сердца и прости. И легче о прощенье станет, и Богородице молись, сынок, сыночек… Чтоб радовалася тебя услыши. Что Дева говори: ты радуйся со мной, благословенна в женах, и я с тобой на утешенье, господи ты боже мой, дурак какой! Молись со мной, проси…
Александра Николаенко – художник, писатель. Окончила Строгановский университет, стала одним из самых молодых членов Московского союза художников, иллюстрировала детские и взрослые книги. В 2017 году стала лауреатом премии «Русский Букер» за дебютный роман «Убить Бобрыкина». Федя Булкин живет с бабушкой, а родители его в командировке – строят Град Небесный. Главная Федина мечта – добраться туда, к ним. Для этого он учит таблицу умножения, пишет письма Деду Морозу и Ленину, спорит с Богом и, конечно, взрослеет, не забывая откладывать деньги в кошку-копилку на билет до Града.
Антон Павлович Райский, немолодой, некогда популярный писатель, от безделья плюет с балкона в соседей. Однажды утром он, плюнув в очередной раз, случайно попадает плевком на лысину знаменитого критика Добужанского.Напуганный и несчастный, Антон Павлович находит себе утешение в шахматах: расставив на доске фигуры, он называет именем оплеванного Добужанского черную пешку и с удовольствием «съедает» опасного критика.Следующим днем Добужанский ломает шею.Вечером Антон Павлович вновь обращается к шахматной партии…Все идет согласно воле игрока, пока тот внезапно не понимает, что сам стал фигурой на этой доске.
Если бы вам кто-нибудь сказал, что у вас на плече сидит шушера? Разве вы бы поверили? А они, между прочим, вполне реальные жители большого города, только невидимые нашему глазу. Вот и устраивают эти шушеры неприятности простым гражданам. А еще то светофор неожиданно встанет на пути, то кодла повстречается, то ведьма в окне напротив, то черт, призывающий сделать доброе дело…В общем, стоит быть начеку: скучать точно не придется!
Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…
Молодой аналитик Кейт Уилсон даже не мечтала, что привлечет внимание Джулиана Лоуренса, финансового магната и миллиардера. Но жизнь подарила ей счастливый билет. Джулиан влюбляется в девушку и готов на все, чтобы она ответила ему взаимностью. Однако его загадочное прошлое и странное поведение заставляют Кейт беспокоиться об их будущем. Получив таинственную посылку, она обнаруживает в ней фото возлюбленного… датированное 1916 годом! И мы переносимся во Францию времен Первой мировой войны. Молодая американка должна выследить знаменитого поэта, который служит в британской армии, и предупредить о грозящей опасности. Читателю предстоит провести увлекательное расследование, чтобы понять, как эта история связана с Кейт и Джулианом.
Реальный мир или мир фантастический — проблемы одни и те же: одиночество, сомнения, страхи… Близкие далеко, а чужаки рядом… Но всё можно преодолеть, когда точно знаешь, что хороших людей всё же больше, чем плохих, и сама земля, на которую забросило, помогает тебе.
Это роман о взрослении и о сложностях переходного периода. Это история о влюбленности девушки-подростка в человека старше нее. Все мы были детьми, и все мы однажды повзрослели. И не всегда этот переход из детства во взрослую жизнь происходит гладко. Порою поддержку и любовь можно найти в самых неожиданных местах, например, на приеме у гинеколога.
В.Г. Зебальд (1944–2001) – немецкий писатель, поэт и историк литературы, преподаватель Университета Восточной Англии, автор четырех романов и нескольких сборников эссе. Роман «Головокружения» вышел в 1990 году.
Грустная история о том, как мопсы в большом городе искали своего хозяина. В этом им помогали самые разные живые существа.