Убежище. Книга первая - [21]

Сколько же всего Мишка не пробовал! Например, печь в костре картошку и жарить на прутиках сало и сосиски. Нет, разумеется, в беседке около отцовского дома был и роскошный мангал, и барбекю, и даже странная штука под названием тандыр, но, как выяснилось, печёная молодая картошка с малосольным огурцом, луковым пёрышком и жаренным на костре салом не идёт ни в какое сравнение со всеми сложноприготовленными в отцовской беседке изысками. Картошка вкуснее в мииильооон раз!

Потом выяснилось, что бабуля знает названия созвездий и так о них рассказывает, что Мишка даже от комаров отмахиваться забывал. А он-то зевал в планетарии! Может, потому, что ходил туда с няней, с которой его оставляли, когда он был маленький?

Оказалось, что он так много чего не умеет! Вырезать из коры кораблики – ну и что, что это детская забава? А если эти кораблики пустить в огромный таз с водой, то за ними охотится Фёдор, впадая в азарт и временами в сам таз…

Ему давным-давно не приходило в голову пускать мыльные пузыри, а вот бабуля, намывающая чердачное окошко, намешала раствор, свернула трубочкой лист навощенной бумаги для выпечки и заявила, что раз она не присутствовала при том возрасте, когда ему это делать хотелось, она сама попускает!

– Всем известно, что люди в идеале проживают детство три раза. Собственное, с детьми, и с внуками. Собственное детство у меня было роскошным! С детьми… Ну, я тогда столько работала, что мало что успела, а уж с внуком я хочу оторваться! Если кто меня увидит, пускающую мыльные пузыри, я скажу, что эти современные дети ничего не умеют, так вот я учу! Клёвая отмазка, усёк?

В результате они соревновались, у кого пузырей выдувается больше!

А воздушный змей? Дома у Мишки где-то лежал квадрокоптер, которым он позабавился несколько дней и отложил, потому что Нике казалось, что он за ней следит. Уезжая, он попросту забыл про эту штуку, но когда бабушка нашла старого воздушного змея, в два счёта его отремонтировала и запустила…

– Как клёво! Прямо ветер чувствуешь! – пробормотал Мишка, у которого в руках упруго натягивалась бечева, точно повторяя движения ветреных порывов. Ему показалось, что он и сам сейчас взлетит. Нет, не потому, что змей огромный, или ветер ураганный, а просто потому, что он ощутил, что счастлив! По-настоящему, по-летнему! Не из-за того, что ему что-то крутое подарили или взяли в поездку на яхте, а просто счастлив! Счастье, оно, оказывается такое несложное и всегда рядом, когда тебя любят…

После ухода сына Татьяне было о чём подумать…

– С одной стороны, юридически, конечно, это всё принадлежит мне. Только… он же сын! Не чужой человек. Я и так собиралась с детьми поговорить, посоветоваться, как им лучше? Думала, что Гоше двушку, а Лизе, когда, она соберётся замуж – будем разменивать трёшку. И я денег добавлю, которые от сдачи квартиры копила. Или наоборот… Получится, что у каждого по двушке, а у меня однокомнатная, мне хватит.

Она вспомнила возмущенное лицо сына и вздохнула.

– Ну, не был же он никогда таким! Да, Серёжа был прав, когда говорил, что Лизка – кремень, хоть и младше на пять лет, а Гоша мягкий и податливый как пластилин. Вылепить можно что угодно, только вот беда – скульптор попался очень уж интересный.

Татьяне всегда казалось, что она будет хорошей свекровью. Ей самой очень повезло и с родителями Сергея – своего мужа, она не просто ладила, а любила их! С удовольствием ездила к ним в маленький домик в Брянске, помогала в огороде, привозила деньги. Особенно старалась поддержать, когда умер Сергей. И совсем не обиделась, когда свёкры спросили, не будет ли она против, если они свой домик оставят в наследство младшему сыну.

– Ну, конечно! Он же с вами живёт, помогает вам во всём. Как же иначе! – сказала тогда Татьяна. И дети её поддержали. Оба дядю любили. Да и потом, ну, это же сам человек решает, кому что из своего имущества оставить. Когда свекров не стало, Тане, с её точки зрения, досталось самое ценное – детские фотографии мужа, сервиз, который свекровь обожала и знала, что Тане он тоже нравится, её швейная машинка Зингер, которой было больше ста лет, а она работала как часы! А свёкр незадолго до смерти сам вручил Тане свои любимые часы с боем.

– Дочка, у тебя в доме им будет хорошо, а то Сёма их вечно забывает заводить.

Таня вспоминала их каждый раз, когда заводила часы, шила или пила чай из тех самых чашек, обычных красных чашек в белый горох, ценность которых была именно в памяти, в тепле рук, которые их когда-то держали.... Да она и так свекровь и свёкра вспоминала часто. И за упокой молилась и на могилы приезжала, и Семёна поддерживала. Он, старый холостяк и заядлый рыбак очень любил, когда к нему приезжали племянники и невестка.

– Как же так… У нас в семье никто никогда так себя не вёл… – плакала Таня. – И мужа семья и мои… Ну, откуда это?

Она промаялась полночи, а утром, невыспавшаяся, с покрасневшими глазами, отправилась на работу.

Хорошо хоть лето, уроков уже нет, но коллеги посматривают с жадным любопытством, а Татьяна на суд общественности трясти семейными неурядицами не любила. Работу свою обожала, а вот сплетни – нет!