Убежище. Дневник в письмах - [12]

Мефрау Ван Даан согласилась, но все же считала, что в принципе не стоит давать молодежи книги, предназначенные для взрослых.

Между тем Петер улучил момент, когда никто не обращал внимания ни на него, ни на книгу. Вечером, в половине восьмого, когда все семейство слушало радио в кабинете директора, он снова забрался со своим сокровищем на чердак. В половине девятого он должен был опять сойти вниз, но книга была такой захватывающей, что он, забыв о времени, спустился с чердачной лестницы как раз в тот момент, когда его отец входил в комнату. Понятно, что тут последовало; стук, удар, рывок, и вот книжка на столе, а Петер снова на чердаке.

Так обстояли дела, когда супруги пришли ужинать. Петер остался наверху, никто о нем не вспоминал, его оставили без ужина. Мы продолжали есть, весело болтая, когда вдруг до нас донесся пронзительный свист. Все положили вилки и, побледнев, в ужасе уставились друг на друга.

Тут мы услышали голос Петера, кричащего через печную трубу: «Не воображайте, что я спущусь!»

Менеер Ван Даан вскочил, уронил на пол салфетку и, покраснев как рак, закричал: «Нет, это уж слишком!» Папа схватил его за руку, боясь, как бы он не наделал беды, и они вместе поднялись наверх. Петер долго сопротивлялся, отбиваясь руками и ногами, после чего его препроводили в его комнату, закрыли дверь и мы продолжали есть.

Мефрау Ван Даан хотела отложить для сыночка бутерброд, но менеер был неумолим. «Если он сейчас же не попросит прощения, пусть спит на чердаке».

Мы протестовали, считая, что остаться без ужина – достаточное наказание. Если Петер простудится, то нельзя даже позвать врача.

Петер не попросил прощения, он снова сидел на чердаке. Менеер Ван Даан больше не вмешивался, но на следующее утро увидел, что постель Петера смята. В семь часов он опять забрался на чердак и только после дружеских уговоров папы согласился сойти вниз. Три дня все ходили хмурые, упрямо молчали, а потом все пошло по-старому.

Твоя Анна

ПОНЕДЕЛЬНИК, 21 СЕНТЯБРЯ 1942 г.

Милая Китти!

Сегодня расскажу тебе про будничные новости в нашем Убежище. Над моим диваном повесили лампочку, так что в случае стрельбы я могу дергать за веревочку. Однако пока этого делать нельзя, так как наше окно днем и ночью приоткрыто.

Мужская половина Ван Даанов соорудила очень удобный продуктовый шкаф, его проморили и натянули настоящие сетки от мух. Эта шикарная вещь стояла сначала в комнате Петера, но была перемещена на чердак, так как там прохладнее. Вместо нее здесь теперь полка. Я ему посоветовала перенести туда стол, с симпатичной скатертью, а там, где теперь стол, повесить на стену шкафчик. Тогда может получиться вполне уютный уголок, хотя я там не очень-то хотела бы спать.

Мефрау Ван Даан невыносима. Я получаю от верхних постоянные выговоры за мою вечную болтовню. А я не обращаю внимания! У мадам новая причуда. Вдруг ей взбрело в голову не мыть кастрюли. Если осталась хоть какая-нибудь еда, то она не складывает ее на стеклянное блюдо, а оставляет портиться в кастрюле. А когда потом днем для Марго остается много кастрюль, то мадам говорит: «Ох, Марготь, Марготь, у тебя дел по горло!»

Менеер Клейман приносит мне каждую неделю какие-нибудь книги для девочек. Я в восторге от серии о Йоопе тер Хёйле. Мне очень по душе все, что пишет Сисси ван Марксвелдт. «Веселое лето» я прочла уже четыре раза и в смешных местах все равно хохочу.

Мы с папой составляем теперь родословную его семьи, и он мне рассказывает что-нибудь обо всех.

Мы начали заниматься. Я усердно занимаюсь французским и каждый день вызубриваю пять неправильных глаголов. Но я ужасно много забыла из того, что учила в школе.

Петер пыхтит над своими английскими уроками. Мы только что получили некоторые учебники; запас тетрадей, карандашей, наклеек и резинок я принесла с собой из дому в большом количестве. Пим (это папино ласкательное прозвище) хочет брать уроки голландского. Я, конечно, согласилась на это, как вознаграждение за его помощь по французскому и по другим предметам. Но ляпсусы, которые он делает, просто невероятны!

Иногда слушаю передачи «Оранье», только что выступал принц Бернард. В январе у них родится ребенок, сказал он. Я очень рада, а у нас здесь все удивляются, почему я такая поклонница «Оранье».

Несколько дней назад мы вечером говорили о том, что я все-таки еще очень глупая, и в результате я засела за зубрежку, мне абсолютно не хочется в четырнадцать или в пятнадцать лет быть первоклассницей. Потом зашел разговор о том, что мне почти ничего не разрешают читать. Мама читает сейчас «Господа, дамы, слуги», мне это, конечно, запрещено (а Марго можно!), сначала надо стать чуть более образованной, как моя талантливая сестрица. Потом мы говорили и о моем невежестве в области философии, психологии и физиологии (я сразу же посмотрела в словарь, как писать эти трудные слова!), тут я и в самом деле ничего не знаю. Может быть, к будущему году стану поумнее!

С ужасом я обнаружила, что у меня на зиму только одно платье с длинными рукавами и три шерстяные кофточки. Папа позволил мне связать себе пуловер из белой овечьей шерсти. Шерсть, правда, не очень красивая, но зато очень теплая. Мы спрятали еще кое-какую одежду у других людей, но достать ее можно будет, к сожалению, только после войны, если что-нибудь уцелеет.