У женщин грехов не бывает! - [29]

Я видела – психует, и все равно опять, зачем не знаю, упала носом к нему на хуй и с каким-то спортивным азартом стала высасывать из него кровь. И быстро, и медленно, и глубоко, и не очень, и с руками, и без, и у головки, и в горло, и в губы, и за щеку, и языком… Я вспотела вся. Устала и не могла понять, в чем дело. Я первый раз в жизни видела член, который падает, как только выпускаешь его изо рта.

А Лерочка глаза мои растерянные увидел и спросил противным голосочком:

– Твой муж, наверно, страшно тащится, когда ты так ему делаешь?

Я ему рот ладонью закрыла. Зачем он сейчас говорит мне про мужа?

– Как тебе сделать? – спросила. – Скажи.

– Как другим, так и мне, – он пробурчал.

– Покажи своей ручкой…

– Нежненько, маленькая, нежненько…

Он показывал, я повторяла. Просто так ласкалась, то понюхаю, то поцелую. Не стала испытывать боевые приемчики. Мне было интересно наблюдать, как Лерочка психует. Психованный Лера, когда я еще такое увижу.

– Да что ж так душно-то мне! – Он почти ругался. – Не пойму, что со мной сегодня?

Я знала, у него не стоит, потому что я не хочу. Не завожу, не играю. А я не хотела играть! Да, у меня всего неделя на реал, а я не выспалась и не хотела! Я не могу хотеть по расписанию. Когда арабы в Ашдод стреляли, я хотела Леру. Это было некстати, но я хотела. А утром в гостинице было очень кстати, но я не хотела, и все.

В августе пару дней арабы выпускали ракеты на израильское побережье. Ночью включили сирены. Лера сказал: «Зайка, в нас тут стреляют…». «Что, прямо сейчас?» – я удивилась. «Да, но ты меня подожди минуточку».

Жена с ребенком спускались в убежище. Сирены выли, и нужно было побыстрее выходить из квартиры. Вспомнили про кота. «Где кот?» – кота нигде не было. Он спрятался. Лерочкин кот боится сирен. Младший Лерочкин ребенок волновался на лестнице: «Кота убьют! Кота убьют!». «Не убьют!» – сказал Лера и вернулся домой, обещал найти кота, а сам за комп, ко мне.

И у нас была военная любовь. У него сирены и ракеты, у меня ученья новых «Сушек». «Су-37» отрабатывали полеты в условиях плохой видимости. Сирены выли, самолеты ревели, а мы ждали друг друга, чтобы кончить вместе. Я затыкала себе рот, чтобы не заорать на весь дом «аааааааааааааааааа», когда Лера мне скинул «все, зайкааааааааааааа». Кот был в шоке. В шкафу сидел, подвывал.

Я встала в постели. Проверила кондюк. Поменяла настройки. Подул холодный ветерок.

– Ты на влажность поставил, – говорю.

– От ведь! – Он всплеснул руками. – И задыхаюсь лежу!

Я поцеловала его лысую макушку. А он так виновато ресницами захлопал:

– Маленькая… Давай выпьем… По чуть-чуть…

А я обхохоталась. Он так смешно пузцом в комод уперся, бутылку открывал. И все-то у него для блядства приспособлено. И стаканчики у него маленькие серебряные в борсеточку помещаются. И ножичек у него раскладной. И лимончик он режет ловко – так приятно смотреть на его мягкие кошачьи лапки. А сахара-то у нас нет, и идти за ним не хочется, и горничную видеть не хочется, а и не нужен нам сахар, конфеткой закусим. Опс!

– За тебя, девочка моя… Дай поцелую.

– За тебя! – Я ему губы подставила.

Лера глянул на бутылку своего любимого «Хеннесси», на такую приятную пузатенькую литровую бутылочку, и выдохнул по привычке: «Ох, как хорошо по горлышку пошел».

Я включила телек. Убрала звук. И без звука узнала старенькое русское «Родственник! Рубль должен!». Этот фильм шел по местному каналу, все никак они не забудут советские шуточки.

Лера улегся рядом. Ножку на ножку положил. Закурил и кривенько хмыкнул:

– Вчера у нас был бурный секс.

– Мы не выспались. – Я подала ему пепельницу.

Я видела, видела, как хитро он смотрит, как подозрительно сканирует меня черными глазищами, так посмотрит, посмотрит и задерживает дыхание и… Сейчас, думаю, выдаст мне что-нибудь.

– Ты знаешь… – говорит и пузцо поглаживает, – у меня сегодня должна быть встреча с любовницей.

А я знала, знала все его приемчики: «Разозли девочку, и она загорится» – так это называется. Знала, но все равно повелась. Вижу всегда его белые нитки и покупаюсь как маленькая. Губенки у меня задрожали, я отвернулась, зажигалочкой щелкнула.

– Давно… – Он отступил на секунду. – Давно договаривались.

И опять бровью повел: «Ну, малыш, теперь твой ход».

– Мне все равно. – Я в простыню завернулась.

– А знаешь где? – Он решил подлить еще немножко.

– Знаю! В этой гостинице!

Я сначала легла на спину и в потолок посмотрела, но не видела ничего перед глазами. Даже не знаю, какая там люстра висела. Я видела черненькую суку с челочкой, которая чередует Леру с салоном красоты, одну недельку СПА – другую Лера. И Леру я тоже увидела, и его ладонь, Лерочкину узкую ладонь в этой суке.

Я вцепилась ему в горло и зашипела:

– Ты же знал, что я приеду! Отменяй!

– Я отменил, – он закряхтел, – уже отменил! Конечно, конечно, отменил.

И сразу зырк к себе под живот. Писюн повеселел, шевельнулся – и Лера хитренько глазом так: «Йес!».

Я водички попила, конфетку откусила.

– Мне плевать, – говорю, – я есть хочу.

– Маленькая, – он меня за ручку взял, – сейчас ресторанчик откроется. Тут напротив китайский. – И улыбнулся, заметил: – Остыли пальчики совсем…