У водонапорной башни - [53]

— И все-таки он хороший малый. Сейчас он опять рвется к делу. Он, между прочим, будет участвовать в нашей ночной вылазке на базу подводных лодок. Непременно решил с нами идти. Просто помешался. Боюсь, как бы он не проговорился кому-нибудь, из хвастовства. Я его предупредил, чтобы он молчал. Но язык у него, как известно, длинный.

— Ты, Анри, сообщи ему, что ты обо всем рассказал мне, дай ему понять, что я ничего против него не имею. Он ведь меня обозвал интеллигентом, как тебе это нравится! Так и передай ему: Жильбер, мол, велел тебе сказать, что теперь ты, оказывается, сам стихи сочиняешь да еще их на стенах пишешь.

Жильбер вдруг устало замолчал, тело его тяжело сползло с подушек; худые руки бессильно были сложены на груди, дыхание стало прерывистым.

— Я тебя совсем заговорил! Сейчас ухожу.

— Нет. Мне что-то холодно стало. Какая досада валяться здесь, когда люди борются, когда мы все так нужны партии. Если бы я мог хоть подыматься с постели.

— Твоя задача теперь одна — выздороветь, и как можно скорей. Всякая неосторожность пойдет во вред не только тебе самому, но и всем нам.

Анри пожимает горячую руку Жильбера, лежащую поверх одеяла.

— Увидишь, старик, ты быстро поправишься!

В течение минуты в их отношениях произошла странная перемена: теперь уже на Анри лежит вся ответственность, и он сознает это. Он утешает Жильбера, подбадривает его. Никогда еще они не чувствовали себя такими близкими, как сейчас, когда пересеклись их жизненные пути.

— Как я рад, Анри, что ты меня заменяешь, я буду спокоен.

Наступает короткое молчание, и каждый думает о своем.

— Я уверен, что ты справишься. Между нами говоря, я сам предложил твою кандидатуру. Ты должен бороться и верить в себя. У тебя есть все необходимые качества для того, чтобы дело пошло. Важно только не разбрасываться, быть на уровне задач. Продумывать все, хорошенько работать головой. Когда приходят решения Политбюро, вникай в каждое слово, понимаешь, в каждое слово… Ты сам увидишь, насколько это облегчит тебе работу. Всегда ты найдешь там указания, которые относятся прямо к тебе, к твоим затруднениям. И непременно каждый день читай «Юманите», от строки до строки. А главное, не теряй перспективы. Я ведь учитель, и у меня были свои слабые стороны. Я сам иногда страдал от этого, да и другие упрекали меня не раз. Не всегда я ощущал во всей остроте те трудности, которые испытывают докеры. А тебе грозит другая опасность. За трудностями и помехами ты можешь проглядеть замечательные успехи нашего движения, наши победы во всем мире. У нас ведь есть абсолютная уверенность в том, что мы возьмем свое, и поэтому всегда будь готов наступать.

— Правильно! Ты правильно говоришь, Жильбер. Я вот сейчас вспоминаю свое заключительное слово на том собрании. Мне кажется, я достаточно ясно показал, что надо делать для того, чтобы противостоять американской оккупации. Показал товарищам, как велика наша ответственность. Все это у меня как будто неплохо получилось. Я видел, как лица менялись, становились суровыми, как люди бледнели, сжимали кулаки… Но я уже тогда понял, что чего-то не хватает: не было все-таки настоящего наступательного духа. А теперь, после твоих слов, я сижу — это была моя ошибка. Я говорил тогда только о замыслах наших врагов, как будто дело решается тем, что они лезут на нас. И ни одного слова я не сказал о том, что враг вынужден отступать под могучим напором наших сил. Перспективы победы — вот чего я не показал. И ведь даже американская оккупация — еще один признак того, что правительство своими силами не может справиться с нами. Оно призывает на помощь чужеземную армию, что отнюдь не укрепляет положение правительства — наоборот, открывает людям глаза. Ну, я тебя здорово утомил, давай прощаться.

Наступила тяжелая минута. Анри становится коленом на край постели и неловко целует Жильбера, который смотрит на него с удивлением. Быстро выпрямившись, Анри говорит какие-то самые обыкновенные слова, чтобы хоть немного скрыть волнение.

— Ну и колючий ты. Твой брадобрей тебя, должно быть, перочинным ножиком скоблит.

— Меня приходит брить один товарищ из ячейки. Да, кстати, кто тебя заменит в твоей ячейке?

— Клебер. Золото, а не парень! В дни «Дьеппа» он проявил себя с самой лучшей стороны. Так что дело пойдет. Ну, до свиданья, Жильбер, да смотри пиши нам почаще.

Нелегко даются эти несколько шагов до двери, когда нужно говорить, говорить, не выдавая всего, что у тебя на сердце.

— Я сейчас по дороге забегу к твоей сиделке. Я знаю, где она живет.

— Ах да, скажи, пожалуйста, чуть не забыл… Как отнеслась жена к твоему избранию? Что она говорит?

— Она согласна, — отвечает Анри. — Сама она не очень активная. Но целиком с нами. Будет помогать. В этом отношении мне повезло.

— Да, тебе повезло, — повторяет Жильбер.

Анри не нашелся что ответить. Он молча кивнул на прощание, стараясь выдавить улыбку, хотя у него горло перехватило от слез. Закрыв за собой дверь, он досадливо помотал головой — уж очень некстати получился разговор о Полетте. Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы не вернуться.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ