У страха глаза велики - [56]

— Я же ее видела несколько раз — такая нежная, хрупкая…

— Угу. Я на том же прокололась. И Герман, кстати. Казалось, что вокруг беззащитного создания собираются злобные враждебные силы… А они собирались не вокруг, а в ней самой. И знаешь, дело может быть даже не в материальном достатке, а в том, что это чудовище выросло из ребенка, которого никто не защитил, когда в этом была необходимость. Возможно, если бы Герман не любил своих домашних и не пытался всех объединить, ничего бы и не было. Она бы чувствовала, что ее наконец-то любят — и все в порядке. А тут приходится делиться. Да не богатством — любовью.

— Но ведь оттого, что человек любит, например, сестру — он не станет меньше любить жену.

— А Кристине-то откуда об этом знать? Ей, я думаю, казалось, что если у Германа, кроме нее, никого не останется, то тогда уж он точно никуда не денется. Вдобавок ко всем своим страхам она обнаруживает, что у Германа есть сын, о котором он, кажется, не догадывается.

— Ты что, мыльную оперу мне решила рассказать?

— Да уж прям! Все проще. Стас — сын Нины, это никакой не секрет. Сто лет назад, чуть не в школьном возрасте у Германа с Ниной был роман. И, как я думаю, они поссорились. Да так крупно, что она уехала куда глаза глядят. И уже вдали от дома обнаружила, что беременна. А когда вернулась… Она ведь гордая, как черт знает кто. Видимо, хотела, чтобы Герман сам догадался, чтобы прощенья попросил. Но ты же знаешь мужиков — их пока носом не ткнешь… Вот так и вышло.

— Так Герман Борисович до сих пор, что ли, не знает?

— Сейчас-то, наверное, уже знает, да что толку? Но это так, преамбула, вернемся к Кристине. При полной моральной недоразвитости мозгов у нее навалом. А тут и удачный случай нарисовался. Ольга отца очень любит и наверняка ревновала страшно. И начала подбрасывать молодой мачехе угрожающие письма. Не от большой злобы — так, насолить немного. Но Кристина этим тут же воспользовалась: ах, кто-то из домашних ее страшно ненавидит и преследует. Показывает письма Герману — кстати, не удивлюсь, если к Ольгиным произведениям Кристина и от себя изрядно добавила, — и порванную цепочку, его подарок, разливает у себя ванной шампунь… Герман, естественно, пугается и начинает лелеять и беречь ее еще пуще. Понимаешь, мне бы сразу догадаться, что к чему, как только я эту цепочку увидела. Ее никто не рвал — ее разрезали.

— Ну и что? Какая разница?

— Потому что цепочка была разрезана всего на четыре куска. Если бы разорвана — понятно, это ж не нитка, разорвать непросто. А разрезать-то можно было буквально в клочки. Это если бы действительно кто-то посторонний злобствовал. Сама же Кристина цепочку банально пожалела. Вещь действительно очень красивая. Четыре-то куска ювелир и починить сможет, а если совсем растерзать — вряд ли. Жалко. Но я не догадалась. Идиотка.

— Ну знаешь! — возмутилась Лелька. — Ты что, ясновидящая, что ли?

— Оно и плохо. Три трупа, не считая Ольгиной раны.

— Что?!

— Что слышала. После подготовительного этапа начинаются несчастные случаи. Причем каждый раз создается впечатление, что направлены они против Кристины, а другие люди оказываются жертвами по чистой случайности. У машины, на которой она собиралась ехать на примерку, отваливается колесо — но в машине в это время не Кристина, а Вика с мужем. Тимур — муж Вики — насмерть, у самой Вики — выкидыш, Стас, увы, отделывается ушибами.

— Увы?!

— С точки зрения Кристины — конечно, увы. Дальше она мне подсунула этот чертов ингалятор с синильной кислотой. Не то ей показалось, что я задаю слишком много вопросов и вообще опасна, не то она решила убедительно продемонстрировать, что на нее действительно покушаются — а я просто под руку попалась. Мне думается, что она его для Светочки готовила, да терпения не хватило. Стоит себе ингалятор в ее ванной, а тут простуженная Маргарита Львовна — очень удобно. Кстати, в тот момент у меня возникли первые подозрения. Но ситуация меня отвлекла — я вдруг решила, что одна из Ольгиных сокурсниц имела, во-первых, веские основания, во-вторых, возможность, делать Кристине гадости. Дальше опять начались несчастные случаи. Ну, то есть якобы несчастные случаи. Кристиночка утаскивает из шкафчика Ядвиги — ну, эта германовская двоюродная тетка или что-то в этом роде, все время с разными травами возится — ядовитую настойку и наливает отравы в кофейник, из которого сама, естественно, не пьет, оставляет на столе.

— Для кого?

— Для кого получится. Я так понимаю, ей было, в общем, все равно, лишь бы не Герману, а он как раз уходил. И уходя, видел, что она собирается пить кофе, так что сомнений бы не возникло — для кого отрава предназначалась. А для официальных лиц все опять могло сойти за несчастный случай. Но тут Кристине просто повезло. Кофейник попал к Вике, так что официальные лица посчитали это самоубийством. Обстоятельства были весьма подходящие: такая трагедия, девушка в депрессии, только что потеряла мужа и ребенка.

— И Герман Борисович поверил, что Вика?

— Он-то как раз не поверил. Но решил, что Вика — случайная жертва, а целились в Кристину. Согласись, а что еще он мог думать? Я и то купилась. Через несколько дней Ольга возвращается домой поздно, на подходе к массиву на нее кто-то бросается с ножом. Ну, шпана, наркота окрестная, обычное дело, да? Все осложняется лишь тем, что незадолго перед этим Кристиночка ей отдала свой летний костюм, который довольно часто носила. Ольге он жутко нравился — бело-голубой, в матросском стиле. Значит, что? Либо и впрямь шпана, либо кто-то обознался.