У самой границы - [50]

Лошадь тронулась, выгоревшая кепка бригадира еще раз мелькнула и скрылась за домом. Некоторое время в Сашину амбразуру доносился стук окованных железом колес. Потом все смолкло. Куда-то ушли и капитан с дядей Андреем.

Пора!

Возле стены в углу было квадратное отверстие, в которое сбрасывали скоту сено. Протиснувшись в дыру, Саша повис на руках. Сверху донесся победный крик петуха.

Саша разжал руки и спрыгнул на мягкую соломенную подстилку. В лицо пахнуло теплым запахом хлева. В полутьме прямо перед ним замерла, тревожно насторожив уши, рябая морда однорогой коровы. Саша прижался к стене.

— Милка, Милка! — позвал он шепотом.

Корова дернула ухом и шумно вздохнула.

— Милка, это я! Пусти…

Корова беспокойно переступила ногами, вытянула морду и оглушительно замычала. Схватив охапку сена и кое-как им прикрывшись, Саша залез под ясли.

Все теперь пропало из-за дурацкой коровы! Недоставало, чтобы вошел Цюра и вытащил его на свет!

Но никто не входил. Милка потянулась к сену и отправила себе в рот целый клок Сашиной «маскировки».

«Ешь, чтоб ты провалилась, только не мычи!» — мысленно ругнул ее Саша. Но пора было выбираться. Саша осторожно протиснулся к противоположной стене. Люк, в который зимой выбрасывали из хлева навоз, был открыт. Саша не без труда вылез на свет. Как будто никто его не заметил.

Еще раз глянув на открытую дверь конюшни, откуда каждую минуту мог выйти Цюра, Саша шмыгнул в кустарник. Наспех подтянув шнурки ботинок, он нахлобучил кепку и во весь дух помчался по росистой траве к высоким соснам.

Ботинки сразу промокли, холодок пополз за воротник бушлата, но Саша не обращал на это никакого внимания. Где-то здесь мог быть нарушитель, и Саша бежал изо всех сил, пока Лавров с пограничниками еще не поймали шпиона. Наконец, выскочив на бугор, Саша остановился у подножья векового дерева.

Было совсем светло, небо стало молочно-белым, и на востоке уже розовело. Дальше от сосны шли две тропинки. В это время Саша увидел, что часовой на вышке, указав в его сторону, что-то крикнул проходившему по двору пограничнику.

«Заметили! Но по какой тропке бежать?..» И наугад побежал по правой.

С деревьев дождем сыпалась роса. Возле черемухового куста все лицо его и руки залепила влажная вязкая паутина. Споткнувшись, он упал в мокрую траву и вдруг совсем недалеко от себя, в каких-нибудь пяти-десяти метрах на просеке увидел помятую, пробитую осколками каску.

«Может быть, эта просека и есть граница? А может, где-нибудь здесь пробирается нарушитель?»

Саша не знал, что до границы было еще далеко, что вышел он на старую просеку, которую вырубили в сорок первом году, подготавливая круговую оборону заставы. Ему казалось, что лес на той стороне какой-то особенный, какой бывает только на границе, и окопы с накатами из бревен — как на фронте, а помятая каска на пеньке, определенно не наша — немецкая, в виде котелка и с рогами.

Сердце стучало так сильно, что Саша еле переводил дух. Он сам не знал, то ли он запыхался от быстрого бега, то ли испугался, только руки и ноги так отяжелели, что он не мог ими шевельнуть.

С соседней елки сорвалась сорока, застрекотала на весь лес и с криком полетела через просеку. От неожиданности Саша вздрогнул и, прижавшись к земле, проследил за ее полетом, пока сорока не скрылась за деревьями.

«Была здесь и вдруг улетела за кордон! Значит, сорока теперь заграничная? А что она видит за кордоном, за просекой?»

Лежа ничком, он старался хоть что-нибудь рассмотреть сквозь редкие стебли травы. Все было тихо. Темнели стволы елок да краснела кора высоких сосен на опушке. Покачивались на ветру розовые гроздья иван-чая.

Саша вскочил и, отбежав в сторону от тропинки, замаскировался в густой высокой траве. Прячась за поваленным стволом старой березы, он выставил вперед самодельный пистолет и стал ждать. Но одно дело — обдумывать свои действия на сухом сеновале под теплым полушубком, а другое — вот здесь, одному в лесу, озябшему от росы, лежать в сырой траве, чувствуя коленками острые камни и влажный мох, лежать, не шевелясь, и каждую минуту ждать нарушителя. Саша, конечно, понимал, что нарушитель мог здесь и не пройти, но главное было не в этом,- главное было в том, сможет ли он выйти к границе, где, как он знал, ловит шпиона Лавров. Но раз он дал себе слово пойти,- слово он выполнил.

Готовый ко всему, лежал Саша в своей засаде и ждал.

— Ну-ка, вставай! — раздался совсем рядом властный окрик.

Вздрогнув, Саша выглянул из своего укрытия и увидел крупную матерую овчарку с оскаленной пастью. Собака, напрягшись, стояла перед ним, но смотрела скорее удивленно, чем враждебно. Вывалив язык, она тяжело дышала и, насторожив уши, наклоняла голову то на одну, то на другую сторону.

— Поднимайся, Саша, промокнешь!

Возле черемухового куста, вытирая платком пот со лба, стоял Лавров.

— Ну, что тут у тебя? — спокойно спросил он, словно проверял, как он сделал уроки.

Саша молчал. Лавров подошел к нему, отобрал пистолет, осмотрел его и сунул в карман.

— Так,- сказал он.- Маскировка — ничего, а пистолет отсырел, и сам весь мокрый. Давай на заставу!

— А шпиона поймали?

— Какого шпиона?