У рыбацкого костра - [25]
- Почему его зовут по-чудному, - спросил я. - Известный человек и вдруг - Мырь? И ноги у него кренделями.
- Потому и Мырь, что известный, - сказал старик. - А ноги ему пулеметом прошили в шести местах. Это еще когда с Чапаевым был под Бударным.
- А все-таки, почему же Мырь?
- Дождь прошел по весне, - сказал старик, - в тридцатом году. А в поселке было, как говорили старики постарей меня, десять кулаков, пятьдесят казаков и двадцать два бедняка. И самым бедным был Мырь.
- Он тогда еще в Солодовниковых ходил. Рыбаком он стал после прозвища, - сказал чубатый парень.
- Верно, песни хорошо пел, тем только и был приметен, - сказал старик. - Только раз в город съездил с обозом и привез оттуда новую песню. Пели ее и с трубой и с гармонью. Ну и запала в сердце. Весь левый край станицы пел. С февраля того года начала беднота артель строить. Я тогда с казаками был и тоже, прости господи, за непутевых их считал. Казаки-середняки, конечно, остерегались. Петь - пели, а в артель не шли. И куда идти? Там четыре коня на всех было, семян собрали в обрез. Голодовали!
- Голодовали сильно, - сказал чубатый.
- Верно, - подтвердил старик. - Дед Митрий да Молотков Павел померли. Осталось к дождю - двадцать. Год был такой тяжелый: ни зверя, ни рыбы. Коров у бедноты было две. Зарезать мотели - Мырь не дал: хотел пахать на коровах. Смеху было и слез! f
Дед тронул пальцем свернувшегося в клубок на скамейке кота.
- Нос прячет - к дождю. Так вот, к тому весеннему дождю остались в артели двадцать человек. В поле ехать - сйл не было, и опять же - смутьянство. Из земли хлеб не вынешь, а ждать нового - долго. Пошел разговор: порешить семена на прокорм, а самим податься в батраки. Серьезный был разговор, до кольев доходило. Тут и объявился Мырь.
- Тут, тут, - подтвердил чубатый. - В это время.
- Бабы из артели, - продолжал старик, - сшили из трех бредешков невод - саженей на двенадцать. Чехонь ловили и че- баков. Настоящей рыбы не было. Жерех еще снизу не пришел. Сомы отстаивались - вода была большая. В престольный праздник гуляли мы на яру, а человек пять из артели тянули невод на низ. Матрена была Солодовникова, Пашка Шубин и другие, а на косе вся артель сидела, в стороне от нас. Слышим шум, Матрена кричит: - Ратуйте, казаки! - Что такое? - спрашиваем. Вд(›уг по середине тони белуга ударила, воду рассекла до песка. Невод вырвало, остались одни крылья. Федор с багром бросился да не успел подбагрить. Она еще раз ударила, и от косы прямо в омут пошла. Разве с ней справишься? А Федор не отпускает: мырь - и нет его! Матрена по песку бегает, волосы на себе рвет, ребята из рртели будары чалят.
Вышла рыба на стрежень - шапки у Федора нет, а держит. Опять мырь - и на дно! Две будары на стремя вышли, да здорова белуга, - не удержать, а в заводи, где Федор виден, четыре сажени глубины. - Бросай, - кричим мы ему, - бросай!
Но Федор не отступился, открыл нож зубами и опять: мырь!
До семи раз нырял, семь раз сердце у меня обрывалось. Ножом он все же распорол брюхо белуги, перевернулась она. Выволокли Федора, он уже не дышал, а за багор держался. Откачали.
- Ты что, - говорим, - очумел?
- Да как же я ее брошу, - говорит. - Сидим голодные, а гут еды на всю артель хватит!
Первым к нему подошел Захар Гряднов. Казак был справный.
- Пиши в артель! - сказал. - Трех коней, косилку и четырнадцать голов скота передаю.
Многие тут к Федору потянулись, потому что лицом показал он артельное дело. Шестнадцать пудов было в белуге! И один человек с таким чертом справился, жизнью рисковал за артель.
- Трактор потом прислали, - вспомнил парень.
- Трактор - это уж после, - сказал старик. - За трактором все пошли. Не об этом речь сейчас. Сила какая в человеке явилась. О себе не думал: десять лет на яру сидел, песни играл: - Ту-ту-ту! Ту-ту-ту! Будару у него в паводок унесло - посмотрел только и рукой махнул. - Плыви, говорит, челн. - Ту-ту-ту! - А как о людях стал заботу иметь, так и себя не пожалел.
- Партейный он! - сказал парень с гордостью.
- Партейным он стал через пять годов, - сказал старик…
Из темноты показался Федор Климентович Мырь. Под мышкой он держал корзину, в которой что-то булькало и переливалось. На руках у него висели круги колбасы.
- Где был,Федор? - спросил старый казак.
- Кооператора будил, - ответил Мырь. - Гость из города. Пойдемте, казаки, с нами…
‹№2, 15)
Михаил Заборский
Некоторые называли его Епиходовым, по фамилии бессмертного персонажа «Вишневого сада», другие - «Двадцать два несчастья», третьи совсем лаконично - «Двадцать два».
Следует оговориться: преследовавшие его неудачи касались единственной стороны жизни нашего героя. Во всем остальном она была заполнена благодарной творческой работой, общественной деятельностью и, следовательно, массой тех хлопот - больших и малых, - которые осмысливают и красят существование каждого из нас.
У него была дружная веселая семья. И со здоровьем было не так уж плохо. Чего бы, казалось, еще надо человеку?
Но, оказалось, надо! На пятом десятке вмешалась страсть к рыбной ловле - прилипчивая, неуемная. Все дни досуга стали отдаваться любимому занятию. Но именно здесь и оказался зарыт корень всех бед. Дело в том, что с рыбалкой чертовски не везло.
