У пруда - [22]

Катя поднялась с постели и присела к окну. Через вымытое стекло в вышине мерцали вечные, далёкие звёзды. Она легонько толкнула раму, и окно тихо растворилось. Терпкий, свежий аромат зелени ударил в лицо. По всему телу пробежала ночная, влажная прохлада. У Кати вздрогнули плечи. Какой воздух! Какое блаженство! Подняв подбородок и прикрыв веки, она упоительно втягивала в себя этот пьянящий аромат.

— Боже мой, как хорошо! — подумала Катя. Где-то недалеко защебетала птица, за ней — вторая. Небольшие тучки бесшумно скользили по небу. Край одной из них, вдруг, засветился ореолом, вспыхнул серебристым пламенем, и яркая половинка луны выскользнула в чистое небо, бросая бесчисленные, светящиеся блики. Молочный свет очерчивал за собой чёрные тени деревьев. Чарующая картина! Ей можно было любоваться бесконечно…. Но сон, не спросясь, слипал веки и клонил голову.

Катя тяжело оторвалась от окна, и, с неподвижной улыбкой спокойно улеглась в постель.

ПОРТРЕТ

Настало утро. Мир вокруг был чист и свеж. Солнце уже не калило железным светом, не пекло. Солнце просто светило и, казалось, тепло рождалось внутри. Жадно впитав долгожданную влагу, земля насытилась, набухла.

Кате захотелось позагорать на нежном солнышке, и она в купальнике и босая вышла в сад по скользкой земле. Земля была тёплой. Поправляя прилипшие растения, и рыхля прилизанную дождиком землю, Катя беспечно жмурилась на солнце, бродила, не спеша, между грядок, кустов и немногочисленных деревьев. Легко думалось.

Сегодня вечером Кирилл познакомит её со своей мамой. Нет, она не боялась. Она хотела понять заранее, кто эта женщина, потерявшая любимого человека, когда она была ненамного старше самой Кати. Какого остаться одной в двадцать два года, с ребёнком, который только начал ходить. Одной. Как жить, на что надеяться дальше, о чём мечтать? Никак Катя не могла такого себе представить. Это не умещалось в её голове. Что, если бы Кирилл…, нет, нет, бред какой-то!! Надо гнать, гнать от себя эту проклятую мысль!

Катя выпрямилась во весь рост и вытерла холодный пот со лба. Как она посмотрит ей в глаза, которые уже давно не ведали слёз, потому что плакала только душа, а на остальное уже не было сил. Плач без слёз, с сухими глазами — удел не многих. Только тех, которые прошли нечто, что другие никогда не ощущали, и не дай им Бог — ощутить. Не так ли выглядят глаза девы Марии на иконах? Так. Именно так выглядят. И человек, ожиревший от излишества и разврата, не может поднять глаза на этот лик. И он старательно обходит храм.

«Да, чёрные очки носят не от солнца, а от стыда. От стыда перед действительностью», — почему-то пришла в голову ей мысль. Откуда пришла?

Катя снова остановилась. Внутри было необычное ощущение, будто сквозь тебя, кто-то продёргивает невидимые, тончайшие нити и пространство вокруг — гудело, но как-то беззвучно.

Было не страшно, не больно, но — необыкновенно…. Потом исчезло всё. Катя посмотрела на солнце. Оно казалось чистым и умытым, и несло только свет и радость!

Кирилл зайдёт сегодня вечером и они пойдут на усадьбу. Потом они пойдут к нему. Так они договорились. Она скучала без него, скучала уже через десять минут, после того, как он её проводил до крыльца. Скучала ночью. Скучала днём. Ей хотелось, что бы он был постоянно рядом. И сейчас тоже. Но так невозможно, так не бывает. По крайней мере, — сейчас. Потом все будет по-другому. Но когда?

И почему нужно чего-то ждать? Они не будут ждать, они будут что-то делать, там, на усадьбе. Их туда тянет — обоих. Там — будет прекрасно! Там будет что-то такое, чего никогда не было! Для них, и для всех…

«Он обещал принести мне щенка…» — улыбнулась Катя, — «…маленького, пушистенького, как зайчонка. Но он вырастет, и я буду гулять с ним, и мы будем ждать Кирилла, пока он служит», — думала про себя Катя. Она вздохнула глубоко и продолжила рыхлить грядку.

Когда Кирилла не было рядом, Катя старалась чем-то занять себя, спрашивая у бабушки, что бы поделать, даже залезла на чердак однажды, что б разобрать там старые вещи, а может, что б побыть одной. Но когда заняты руки, мысль остаётся свободной. И летит мысль, куда, она Катя, захочет. Летит, никого не спрашивая, и останавливается, где ей захочется. Потому, что мысль — вольна! И мысль увлекла её снова в сегодняшний вечер, который ещё не наступил. Да, он ещё не наступил, а мысль уже была там. Интересная штука — мысль.

Катя снова подумала о матери Кирилла. Что её спасло тогда, поддержало…. Ведь, невозможно было бы жить дальше! Для чего? Конечно! Вот соломинка! Для сына! Ей оставалось жить только для него. Все остальное, — связанное с ней самой, — рухнуло, исчезло навсегда… Ребёнок! Смысл — в его жизни. Смысл — в его счастье! Она верила в это и ждала этого. И вот Кирилл повстречал Катю…. И, наверное, поверил в своё счастье! Значит, сегодня…

Катя остановилась опять, и вздохнула… Странная штука — мысль! Быстрей бы уж произошло всё…

Бабушка позвала обедать. Сидя за столом, Катя была задумчивой. Ела молча, и отрешённо смотрела в окно. Застынет на секунду, — опять ест.

— Не беспокойся, Катенька, — спокойно заговорила баба Варя — Ирина, она, женщина не заковыристая, простая, тебе понравится. Не замыкайся, только, в себя…, открытой будь, как есть… Ведь ей тоже посмотреть охота, на Кирюшину-то любовь…