У последней границы. Пылающий лес. Мужество капитана Плюма - [32]

Алан почувствовал желание стукнуть его кулаком и заставить замолчать. Он очень обрадовался, завидев Мак-Кормика.

Санди поджидал их, когда они вброд шли от баркаса до берега. Что-то необычайное можно было прочесть в его лице — так, по крайней мере, показалось Алану, — и на одно мгновение его сердце замерло. Но шотландец отрицательно покачал головой и подошел к Улафу Эриксену. Алан не заметил взгляда, которым те обменялись между собой. Он направился к хижине, а когда он вышел, Элен Мак-Кормик взяла его за руку. Никогда еще она этого не делала. В глазах молодой женщины светился огонь, которого Алан не видел вчера; ее щеки пылали; когда она заговорила, в ее голосе послышались новые странные нотки. Казалось, она с трудом сдерживает свое возбуждение.

— Вы… вы не нашли ее? — спросила она.

— Нет. — Голос Алана звучал устало и даже как-то старчески. — Думаете вы, что я когда-нибудь найду ее?

— Не такой, как вы предполагаете, — спокойно ответила Элен. — Такой она никогда не вернется к вам.

Она, очевидно, делала невероятные усилия над собой.

— Вы… вы многое дали бы, чтобы вернуть ее, мистер Холт?

Вопрос звучал по-детски абсурдно, и Элен, как ребенок, смотрела на Алана в этот момент. Он заставил себя улыбнуться.

— Конечно. Я отдал бы все, что у меня есть.

— Вы… вы… любили ее?

Ее голос дрожал. Казалось весьма странным, что она задает такие вопросы. Но эти расспросы не причиняли боли Алану. Не женское любопытство было причиной тому, просто успокоительно-мягкий голос молодой женщины доставлял ему удовольствие. Он прежде не отдавал себе отчета в том, как жаждал он ответить на этот вопрос, — не только самому себе, но и кому-нибудь другому… и вслух.

— Да. Любил.

Его почти изумило собственное признание. Такая откровенность была странной при всяких обстоятельствах, а тем более после такого короткого знакомства. Алан не прибавил ни слова, хотя в лице и в глазах Элен Мак-Кормик светилось какое-то трепетное ожидание.

Он прошел в маленькую комнату, служившую ему спальней, и вернулся с вещами. Саквояж, в котором находилось имущество Мэри Стэндиш, он передал Элен. Теперь вопрос шел о деле, и он старался говорить деловым тоном:

— В саквояже ее вещи. Я взял их из каюты. Если после моего отъезда вы найдете ее, они вам пригодятся. Вы, конечно, меня понимаете. А если не найдете, сохраните их для меня. Когда-нибудь я вернусь.

Ему, очевидно, нелегко было давать эти простые наставления. Алан продолжал:

— Я не собираюсь больше задерживаться здесь. В Кордове я оставлю чек, с предписанием выдать его вашему мужу, если она будет найдена. Если вы ее найдете, позаботьтесь сами о ней. Вы это сделаете, миссис Мак-Кормик?

Элен Мак-Кормик, чуть запинаясь, обещала ему исполнить просьбу. Алан говорил себе, что всегда будет помнить ее — это маленькое существо, полное сочувствия. Полчаса спустя, дав инструкции также и Мак-Кормику, он пожелал им счастья. Когда он пожимал Элен на прощание руку, пальцы молодой женщины дрожали. Алан удивился ее волнению. Спускаясь к берегу, он сказал Санди, какое огромное счастье послала ему судьба, дав ему такую жену.

Звезды мерцали на бархате темного неба, когда «Норден» снова заскользила по волнам, направляясь в открытое море. Алан смотрел на звезды, и его мысли уносились в лежавшую за ними бесконечность. Никогда раньше он не задумывался над этим. Жизнь была всегда слишком полна. Но теперь она казалась ему такой пустой, а его тундры находились так далеко, что чувство одиночества охватило Алана, когда он оглянулся назад — на белесоватую полоску берега, выступавшего из тени нависших гор.

Глава XI

Этой ночью в хижине Улафа Алан Холт снова вступил на прежний путь. Он не пытался умалять размеров трагедии, ворвавшейся в его жизнь. Он знал одно: что бы ни случилось в последующие годы, следы этой трагедии никогда не сотрутся, и Мэри Стэндиш всегда будет жить в его мыслях. Но Алан принадлежал к тем людям, которые даже под ударами судьбы не дают заглохнуть и умереть порывам своей души. Прежние планы ждали его, а равно прежние стремления и мечты. Теперь они казались безжизненными, но лишь потому, что его собственный огонь на время погас. Он понимал это и сознавал необходимость снова зажечь его.

Первым делом Алан написал письмо Элен Мак-Кормик и вложил в него другое письмо, тщательно запечатанное. Последнее следовало открыть только тогда, когда Мэри Стэндиш будет найдена. В письме говорилось о том, чего он не смог выразить словами в хижине Санди. Эти слова, произнесенные вслух, показались бы другим избитыми и даже вымученными, но для него они означали многое.

Потом Алан закончил последние приготовления к поездке с Улафом на «Нордене»в Сюард, так как пароход капитана Райфла был уже далеко на своем пути в Уналяску. Мысль о капитане Райфле побудила его написать еще одно письмо, в котором он кратко сообщал о неудаче поисков.

На следующее утро Алан к великому изумлению для самого себя обнаружил, что совершенно забыл про Росланда. Пока он занимался в банке своими делами, Улаф разузнал, что Росланд спокойно лежит в госпитале и вовсе не собирается умирать. Алан не имел желания видеть его; ему не хотелось слышать всего, что тот мог бы рассказать о Мэри Стэндиш. Было бы святотатством связывать имя Мэри Стэндиш, какой она представлялась ему теперь, с этим человеком. Подобное решение показывало, как велика была совершившаяся в нем перемена, перевернувшая вверх дном все устои прежнего Алана Холта. Тот, прежний, обязательно пошел бы с деловым видом к Росланду, чтобы исчерпать вопрос до конца и, сняв с себя ответственность, оправдаться в собственных глазах. Повинуясь чувству самосохранения, он дал бы Росланду возможность холодными фактами разрушить образ, бессознательно сложившийся в его мозгу. Но нового Алана такая мысль возмутила. Он хотел сохранить этот образ, хотел, чтобы он жил в его душе, не оскверненный правдой или ложью, которую скажет ему Росланд.