У них что-то с головой, у этих русских - [8]

Следовательно, наплевать на правила, действовать по собственному усмотрению и держаться как можно дальше от всевозможных чиновников.

Сказанное очень важно, так как самая большая проблема России в том, что она до сих пор не является полноценным правовым государством. Правовое государство не может функционировать, если законы и правила существуют только для вида. Граждане должны уразуметь, что соблюдать законы — в их же собственных интересах. Людям необходимо осознать, что есть общественное благо. В России такого осознания нет: граждане не понимают, для чего им служить обществу, которое не служит им. Государственных и муниципальных служащих глубоко презирают, считается, что их единственная задача — заботиться о собственной выгоде и красть столько, сколько получится.

Ни Запад, ни кто-либо иной тут не виноват. Кремль создал все это своими собственными руками. Содержа армию государственных служащих в качестве буфера для населения, руководство просто следит за тем, чтобы владычество бюрократии — вечный бич русского народа — не прекращалось.

Новый президент России Дмитрий Медведев заявил, что «правовой нигилизм» — самая большая проблема страны. Слова очень верные, но, увы, не новые. Путин в начале своего президентства тоже провозглашал, что намерен ввести «диктатуру закона». Однако ему не удалось ни на йоту поднять уважение к закону – наоборот. При Путине правосудие стало полностью зависимым от Кремля. Бизнесмены и другие крупные общественные деятели, открыто критикующие Кремль, могут быть уверены, что рано или поздно предстанут перед судом. Суд гарантирует обвинительный приговор, если подсудимый не готов договориться с Кремлем, то есть впредь держать язык за зубами.

Дмитрий Медведев – кандидат юридических наук, и ему должна претить эта юридически-политическая анархия. Он свободен от путинского прошлого, КГБ, которое сделало последнего параноидально подозрительным по отношению к любой критике. Но попытка искоренить путинское наследие потребует от Медведева невероятной личной силы, такой же силы, какую демонстрировал Ельцин в свои лучшие времена. Ельцин до сих пор остается единственным российским лидером, допускавшим критику в свой адрес, к тому же очень личную, в форме оскорбительных нападок. При нем правосудие было таким же коррумпированным, как и теперь, но он никогда не пользовался им, чтобы свести счеты с теми, кто злословил в его адрес.

В этом, в частности, разница между режимами Ельцина и Путина. Какие формы примет режим Медведева, мы пока не знаем. Но в любом случае ясно, что Медведев не сможет избавиться от наследия Путина в одночасье.

Натянутые отношения Путина с оппозицией при существующем порядке привели к вдвойне тяжелым последствиям. В стране царит истеричный страх по отношению ко всем видам оппозиции -страх, для которого нет никаких реальных оснований. Оппозиция слаба и не имеет поддержки в широких слоях населения. Большая часть русских искренне симпатизирует Путину и поэтому принимает назначенного Путиным престолонаследника Дмитрия Медведева. Россияне в большинстве своем одобряют принципы Путина: сильная Россия и сильное руководство. Так что популярность бывшего президента связана не только с тем, что Кремль контролирует все телеканалы.

Но Кремль убежден в том, что проблемы могут создать экс-чемпион мира по шахматам Гарри Каспаров и национал-большевик Эдуард Лимонов. Больше всего правительство напугано переворотами в Грузии и на Украине: российское руководство свято верит, что грузинская революция роз в 2003 году и украинская оранжевая революция 2004 года были от начала до конца срежиссированы США. Ничего подобного в России случиться не должно. Поэтому против Каспарова, Лимонова и еще нескольких тысяч демонстрантов-демократов следует заранее принять меры.

В марте 2007 года я участвовала в освещении оппозиционной демонстрации в Санкт-Петербурге. Это была одна из тех демонстраций, что были так жестоко подавлены милицией; после нее прошло еще несколько, две из которых я освещала в Москве.

Подобные демонстрации подавляются одним и тем же способом: общее число милиционеров и омоновцев как минимум равно числу демонстрантов. Сотни грузовиков и переносных металлических ограждений образуют железное кольцо вокруг места, где должна была проходить демонстрация. Всем участникам приходится пройти через металлодетекторы. Каждый пришедший попадет в руки накачанных парней из ОМОНа. Омоновцы — в высоких кожаных ботинках, в шлемах с плексигласом, с грозного вида овчарками на поводках.

И все это — ради нескольких сотен, самое большее тысячи бедных-несчастных демократов-активистов.

Невозможно было не задаться вопросом: чего же так боится власть?

Чем чаще проходили демонстрации, тем больший интерес к ним проявлял западный мир. Вскоре можно было констатировать, что число журналистов на демонстрациях приближается к числу демонстрантов. Это выглядело несколько абсурдно. Если бы Кремль позволил демонстрантам митинговать спокойно, западные журналисты постепенно потеряли бы к ним интерес, но теперь присутствовать при любом выступлении диссидентов стало делом чести для всех верных своему долгу корреспондентов из Европы, США и Японии.