У мира на пиру - [12]
Шрифт
Интервал
Клад бесценный – душевный свет, —
Потому душа не темница.
Но у света врагов не счесть:
Тьма под чёрное знамя кличет
Зависть, злобу, измену, месть —
Всё, чем тьма от света отлична!
Если вы вдруг на много лет
Покидаете отчий хутор,
Не забудьте оставить свет,
Чтобы не было тьме приюта!
Не от люстры и не от бра —
От того, что зовётся «благость»:
Свет любви, доброты, добра, —
Никому этот свет не в тягость!
«И в захолустье, и в столице…»
И в захолустье, и в столице
(Не сразу скажешь – что милей!)
Тревожно всматриваюсь в лица
Со мной живущих на земле.
Кому вручу я эстафету
На рубеже исходных дней?
Бог мне простит привычку эту —
Копать до самых до корней!
Кто примет нами нажитое,
В сердцах не процедив слова:
«Да это всё, считай, пустое.
Ведь после нас – хоть трын-трава!
Что нам до вашего наследства, —
У нас настрой совсем иной:
Нам бы принять от скуки «средство», —
Авось пройдёт всё стороной!»
Как равнодушия цунами:
«Авось без нас, авось не с нами…»
Взамен живых и тёплых слов —
Несносный примитивный рёв.
Нам слышать это не в новинку, —
Приматы водят хоровод…
А эстафетную дубинку
Закину я в глубины вод.
Остров красоты
На красоту безмерно падки мы:
Как дорог нам полёт изящных линий, —
Дельфиний танец с грацией Лопаткиной[5]
Сама Ульяна с грацией дельфиньей!
Что в красоте находит человек?
Зачем ему гармонии причуды?
Ведь музыка не продлевает век.
Дней не прибавят Парфенона груды!
К триумфу труден путь, и до креста,
Наверно, он не легче и не проще!…
Приди ко мне на помощь, красота,
Мой поводырь в загадочные рощи!
Там шелестят познанья дерева
(На их плоды отменены запреты),
Там приглашает к отдыху трава,
Там круглый год сезон единый – лето.
Пусть не в ладах сегодня с жизнью ты,
Не зачерствей: методика простая —
Создай в душе свой остров красоты,
Но сделай так, чтоб он был обитаем!
Человек восьмидесяти лет…
Человек восьмидесяти лет!
Вам не опостылел белый свет?
Говорят, уже немалый срок
От рожденья вашего истёк!
Намекнут вам, что присловье есть,
Мол, пора бы знать уже и честь!
Человек восьмидесяти лет
Выдвигает веский аргумент:
– Разве кто-то узаконил срок,
Где последний значится порог?
В жизни нет начала и конца.
Жизнь – пример бескрайнего кольца!
Гражданин восьмидесяти лет!
Ты какой оставишь в жизни след?
След метеорита – блеск и смерть?
След от бури под названьем «смерч»?
След, что в душах зажигает свет
(Образец христоматийных черт!)?
Человек восьмидесяти лет!
Вы способны верный дать совет:
Как прожить достойно долгий век,
Не сломаться на изломах вех?
Был ответ необычайно прост:
– Не клонись! Живи, брат, в полный рост!
Истина нетленна и проста:
Главный козырь в жизни – доброта!
Людям больше сделаешь добра —
Станешь сам богаче! Так-то, брат!
Сонет о новорождённом
В утробе матери лежит не эмбрион.
Коленками касаясь подбородка,
Там человек, – он слышит вешний звон.
Он чувствует весь мир – легко и кротко.
Он чуток к переменам бытия,
К издержкам загазованного века,
И к музыке старинной, верю я.
Благожелательней, чем к воплям дискотеки.
В утробе матери таится гражданин —
Беспомощный, доверчивый, грядущий.
Наверное, счастливейшие дни
Переживает он, как в райских кущах.
Уютная и тёплая кровать —
Природы колыбель, родное лоно.
Здесь он живёт – там будет выживать,
Здесь – защищен, там отчужденья зона!
Он с криком сожаленья входит в свет…
Какой ему готовим мы ответ?
«Какой-то чудак в наше время завёл голубей…»
Какой-то чудак в наше время завёл голубей,
Он носится с ними, как будто с детьми, хоть убей!
Ему нипочём ни высотные здания, ни провода,
Он даже ещё не женат, – вот какая беда!
Но всё это им почитается за чепуху:
Что мелочи жизни, коль стая резвится вверху!
Она его душу с собой унесла к небесам,
Он с нею в полёте, он кружит над городом сам!
Какая быть может на свете ещё суета,
Когда в голубом небосводе такая царит красота!
Когда кувыркается «турман» и «шейка»
взлетает кольцом,
Когда веселится «кружастый», стараясь
прослыть молодцом!
Невзгоды и боли остались на грешной земле, —
Они не крылаты, они пресмыкаются где-то
во мгле…
А он, голубятник, в ряду побеждающих мрак, —
И, если подумать, то он не такой уж чудак!
В ритмах Данте
Я был поэт и верил песнопенью…
Алигьери Данте
Пройдя всю жизнь почти что до предела,
Я в светлой роще очутился вдруг,
Которая листвой не оскудела.
Я слышал дятла неритмичный стук
И хлопотливых птичек щебетанье —
И ощутил весны бодрящий дух!
Желание прощенья и братанья
Мне наполняли душу до краёв.
Невольно возникало бормотанье
Каких-то неосознанных стихов.
Где вместе со словами были звуки —
Пока невнятный, но могучий зов, —
Наверное, не творческие муки.
Скорей всего, начало этих мук! —
А впрочем, здесь мне трудно дать поруки:
У каждого творца свой узкий круг
Устойчивых понятий об искусстве.
Их не всегда высказывают вслух…
Вдруг впереди возник высокий бруствер —
Вал из земли, из брёвен и жердей.
Какое-то неведомое чувство
Рубежный знак рождает у людей —
Дремучий страх, подспудную тревогу:
«А вдруг подстроил всё это злодей?»
Потом я притерпелся понемногу
И понял наконец волнений суть,
Моих страстей душевных, слава Богу!
То был рубеж отсчёта – полупуть,