У меня четыре туза - [8]

Метрдотель кинулся к нему:

– Месье Гренвилл! Какая радость! Вы нас совсем забыли!

Поскольку говорил он на французском, Паттерсон покосился на Арчера:

– Что он сказал?

– Метрдотель рад видеть мистера Гренвилла снова, – перевел Джек.

– Вот как? Меня он так не встречает!

Американец проследил, как Гренвилл обменялся с метрдотелем рукопожатием и парой фраз. Затем тот проводил гостя к столику Паттерсона. По пути Гренвилл задержался, когда пожилой официант, лысый и полный, поклонился ему.

– О, Анри, я думал, ты уже на пенсии, – сказал Гренвилл, пожимая ему руку.

– Дьявол! – буркнул Паттерсон под впечатлением. – Этот малый, похоже, всех тут знает.

– И его все знают в самых знаменитых ресторанах Парижа, – сказал Арчер, восхищаясь устроенным Гренвиллом представлением. – Говорю вам, мистер Паттерсон, это птица высокого полета.

Гренвилл подошел к их столику.

– Привет, Джек, – сказал он, улыбнувшись Арчеру, затем повернулся к американцу. – Вы, видимо, мистер Паттерсон. Моя фамилия Гренвилл.

Паттерсон впился в него своими маленькими злыми глазками. Арчер опасался, как бы американец чего-нибудь не выкинул, но, очевидно, неотразимое обаяние личности Кристофера сработало и с ним.

– Да. Арчер рассказал про вас.

Официант выдвинул для Гренвилла стул, и тот занял место за столом.

– Уже больше года не бывал здесь, – произнес Гренвилл. – Сколько счастливых воспоминаний связано у меня с этим великим отелем!

К нему подскочил сомелье:

– Вам как обычно, месье Гренвилл?

Тот кивнул, пока Паттерсон ошалело таращился. Сомелье сменил метрдотель с меню.

Гренвилл указал на американца.

– Мистер Паттерсон угощает нас, Жак, – сказал он. – Запомните его, это очень влиятельный и важный человек.

– Непременно, месье Гренвилл. – Метрдотель проворно обогнул стол и протянул Паттерсону меню.

Выбитый из колеи, американец уставился в меню, составленное на французском, которого он не понимал, потом буркнул:

– Я буду луковый суп и бифштекс с кровью.

Гренвиллу принесли мартини. Он отпил глоток и одобрительно кивнул:

– Высший класс, Шарль.

– А вы что изволите, месье Гренвилл? – осведомился метрдотель, нависая над Кристофером, как наседка над цыпленком.

Гренвилл в меню даже не заглянул.

– Лангустины, Луи?

– Превосходные, месье.

– Тогда почему бы мне не заказать лангустинов в сухарях и уточку в кастрюльке?

– Отличный выбор, месье Гренвилл.

Кристофер взглянул на Арчера:

– Рекомендую взять то же самое, Джек. Это очень вкусно.

Изрядно проголодавшийся Арчер с готовностью кивнул.

Метрдотель удалился.

Гренвилл сверкнул улыбкой и обратился к Паттерсону:

– Джек обрисовал мне ситуацию, мистер Паттерсон, и она кажется мне любопытной. Подробности предлагаю обсудить после обеда. Не годится говорить о делах, когда ешь. – Он рассыпался в своем мелодичном, низком смехе. – Удовольствие прежде работы.

Затем, не дав Паттерсону шанса вставить хоть слово, он разразился длинным монологом про историю отеля «Риц», упоминая имена знаменитостей, словно лично знаком со всеми этими людьми, и прибавил пару анекдотов про излишне эксцентричных посетителей. Ошалевший американец сидел, вылупив глаза.

Подали луковый суп и лангустинов в сухарях. Рядом с Гренвиллом возник сомелье.

– Мистер Паттерсон нас угощает, Шарль, – сообщил Гренвилл. – Здешний винный погреб, мистер Паттерсон, воистину замечателен. Если вы еще не пробовали «Мюскаде» урожая двадцать девятого года, обязательно попробуйте, и, надеюсь, здесь еще найдется пара бутылок «Марго» пятьдесят девятого. – Он поглядел на сомелье. – Ведь найдется, Шарль?

Тот просиял:

– Для вас – непременно, месье Гренвилл.

Паттерсон, ничего не смысливший в винах, оробел и кивнул:

– О’кей. Принесите нам это.

Во время обеда Гренвилл без умолку говорил. Начал он с совета Паттерсону осмотреть новую коллекцию современной живописи в небольшой галерее на Левом берегу.

– Там представлены два модерниста, которые в ближайшие пару лет будут стоить больших денег, – разглагольствовал он. – Красинелла, например, – сейчас никто его не знает, но это имя станет столь же известным, как Пикассо. Можно утроить свои вложения.

От искусства Кристофер плавно перешел к музыке, осведомившись у сбитого с толку Паттерсона, доводилось ли ему слышать замечательного молодого пианиста Скалински, который воистину, воистину удивителен.

Паттерсон рассеянно жевал и что-то бурчал, по-прежнему весьма озадаченный, тогда как Арчер наслаждался едой и устроенным Гренвиллом представлением.

Тот от современного искусства и музыки плавно перешел к кино.

– Париж – настоящая витрина кинематографа сегодня, – щебетал он, приканчивая утку. – Полагаю, у вас нет времени ходить в кино? Но человеку вашего статуса стоит посмотреть кое-какие современные вещи.

Арчер видел, что Паттерсон уже утонул в бесконечном и ровном потоке красноречия Гренвилла.

Кристофер не давал никому ни малейшего шанса вступить в разговор. Его монолог не прерывался до тех пор, пока не подали сорбет из шампанского, от которого Паттерсон и Арчер отказались. Когда с едой было покончено, принесли кофе. Гренвилл поманил к себе сомелье:

– У вас еще остался мой фаворит, Шарль?

– Разумеется, месье Гренвилл.