У лодки семь рулей - [16]

Мануэл, еще не очухавшийся после выпивки и окончательно ошалевший от всей этой кутерьмы, забился в кормушку.

— Спятили они, что ли! — возмущался конюх. — Разрази их сто громов!.. Холера им в бок!..

Но стоило ему услышать плач сына, как восторг переполнил его тщедушное тело.

— Терпение, уважаемые сеньоры…

Этот жеманный голос принадлежал доктору Леонардо, который возвратился из Коимбры с дипломом об окончании курса.

— Спокойствие, спокойствие, сеньоры, надо осмотреть больную, — визгливо повторил он. — Не могу же я делать это в такой толчее! Где отец ребенка?

Мануэлу передали, что его зовет доктор, и он начал пробираться сквозь толпу, спотыкаясь, наступая на ноги, туда, где слышались стоны Марии и где Тереза обмывала младенца. Он с нежностью поглядел на них, но, вспомнив о докторе, спросил, что от него хотят.

— Я не могу ручаться за больную, — заявил Леонардо, — попросите, чтобы они ушли.

Пыжась от гордости, Мануэл Кукурузный Початок хотел было выпрямиться на своих коротких ногах, но обмякшее тело не повиновалось. И тогда он неуверенно проговорил:

— Сеньор доктор сказал, что лучше вам всем уйти.

Он подождал немного, но никто не двинулся с места. Тогда он решил не церемониться:

— А ну, пошли вон! Чтоб духа вашего здесь не было! Вот я вас метлой!

Враждебный шепот был ответом на его слова. Вдовая сеньора Пералта заметила, что невредно быть и повежливее, ему же добра желают…

— Но сеньор доктор…

— Боже мой! Сеньор доктор! С ним я и словом не перекинусь, он дурно воспитан…

Конюха так и подмывало крепко обругать весь этот сброд, из-за которого Марии грозит смерть, и вытолкать взашей из конюшни, но он только передернул плечами и прислонился к стене около Терезы, баюкавшей ребенка. Она передала его незамужней сестре Пералта и встала с соломы.

— Тереза! — позвал он тихонько. — Это мальчик? Аккурат как я говорил… Правда, он на меня похож?

Хозяйка таверны поддакнула, чтобы ему польстить, и рассказала, на чем они порешили:

— Старухи Пералта забирают маленького к себе. Повезло ему, бедняжке. А как твоя жена поправится…

Надо было что-то сказать, но, признаться откровенно, он понятия не имел, что ответить. Он еще не опомнился от слов доктора и клял себя на чем свет стоит за пьянку.

— Можно приложиться к младенцу? — раздался истерический вопль.

— Пресвятая дева, матерь божья!

Напрасно взывал к собравшимся доктор Леонардо, прося всех выйти: надо же ребенком заняться.

— Покажите нам его! — крикнул кто-то.

— Это чудо! — истошно завопила какая-то женщина, распростершись на каменных плитах. — Сынок у меня во Франции воюет, так это знамение, что он вернется…

— Ну разойдитесь, сеньоры! Нельзя же так, — с мольбой взывал доктор.

Вдовая сеньора Пералта попыталась было пробиться к новорожденному, но людская лавина зашевелилась, угрожая раздавить их.

Вскрикнула какая-то девчурка, стиснутая толпой и, как бы вторя ей, заплакал младенец.

Мануэл бросился на подмогу сестрам Пералта, расчищая им путь, но тут его с силой ударили по голове.

— А ну, пошли все вон! Чтоб духа вашего здесь не было! — рявкнул он, брызгая от бешенства слюной. — Что за негодяй огрел меня по башке?!

Разъяренный конюх схватился за метлу, намереваясь на деле доказать, кого здесь надлежит слушаться.

К счастью, тут подоспел падре Марселино, и как раз вовремя: атмосфера накалялась — того и гляди, началась бы потасовка.

— Хватит шуметь, — раздался его уверенный голос.

Но где там, толкотня и ругань вперемешку с молитвами не прекращались.

— Только церковь, братия мои, может вещать о чудесном… То, что ребенок родился в ту же ночь и в тот же час, что и учитель, и тоже в стойле, еще не означает, что чудесное рождество свершилось вновь. Но и это не исключено. Господь вернется на землю… Непременно вернется, слишком уж много греха кругом… Только будущее да пресвятая церковь покажут, кто этот младенец: божественный некто, пришедший на землю в назначенный час, обычный ли человек, сын пьяницы, или посланец сатаны…

Женщины торопливо перекрестились.

— …которому ничего не стоит обмануть доверчивые сердца…

— Расходитесь по домам, — увещевал людей падре Жеронимо. — Две добрые души уже позаботились о малютке.

— Идите, идите с богом, — вторил ему падре Марселино де Арраньо.

И они первыми двинулись к выходу, а вслед за ними прошествовал капрал Жоан Лирика; перед уходом он торжественно пожал руку Мануэлу, которого до слез растрогали слова падре Марселино, — смысла их он, правда, не понял, но уж очень красивыми они ему показались.

Ветер стих, должно быть, устал. Гул удаляющейся толпы напоминал рокот бурного Тежо. Мануэл Кукурузный Початок стоял у дверей конюшни, наблюдая, как растворяются в темноте фигуры людей. Вот и сын от него уйдет…

Он думал об этом и тихонько плакал, не навзрыд, не бессмысленными пьяными слезами. Плакал потому, что ему так нравилось. Потому, наконец, что у него есть сын. Его родной сын.

— Кто здесь? — спросил доктор.

Мануэл собирался ответить, но спазмы сдавили горло. И осторожно, словно боясь кого-то разбудить, он приблизился к доктору.

— А, это вы?

Доктор Леонардо поднялся с соломы и пожал ему руку.

— Пойду пошлю за санитарной каретой.