У лодки семь рулей - [102]
Я еще успел письмо Нене написать, постричься зашел, а потом сам в руки полиции отдался.
Легионер никому ничего не прощает — они сами этому меня учили. Нелегко мне было этому обучиться, и не по душе мне это было — может, оттого, что предчувствовал я свою участь, но только в тот день, когда они гоняли меня по плацу с мешком, в тот день постиг я ихнюю науку во всех ее премудростях. И когда я на; стрельбище целился и глаза со страху закрывал, а винтовка била меня в плечо, и все надо мной смеялись, — как я молил бога, чтоб меня прогнали прочь, — ведь не хотел, не хотел я быть солдатом. Но меня не прогнали. Сержант-португалец стал кричать, что я прикидываюсь дураком, что я — предатель. А я хорошо помнил, чем кончают «предатели».
В тот день наше пополнение закончило строевую подготовку, и нас погрузили в эшелон. Адамастора пришла со мной проститься и долго бежала за вагоном и все плакала, плакала — душа надрывалась на нее смотреть. Я больше не был новобранцем. Я стал солдатом.
Мы отправлялись «проливать кровь». В тот день для нас началась война,
Глава третья
Да здравствует смерть!
«Да здравствует смерть! Экая чушь, экая чушь собачья!» — такие мысли вертелись у меня в голове, пока я вместе с ребятами из моего отряда карабкался в кузов грузовика, Взводным нашим был испанец по прозвищу «Наваррец», выпивоха каких мало: вино лакал, как воду, да вдобавок еще ходили слухи, что любил он пулям кланяться.
Пришло известие, что противник повел атаку на высоту в двадцати километрах от города, и надобно было удержать ее любой ценой, а не то враг зашел бы нам в тыл и еще, чего доброго, вышиб бы нас с наших позиций. Выкликнули на это дело добровольцев, но вызвались все — никто не посмел уклониться, и пока наши ребята горланили эту идиотскую здравицу смерти, я все размышлял, что бы мне такое придумать, чтоб не дать себя укокошить за здорово живешь. Раненым, что ли, прикинуться? Или, может, повезет — и вправду получу легкое ранение в руку или там в ногу, и тогда на месяц, а то и на два отвяжусь от этой проклятой войны.
На шоссе пули вокруг сотнями летали, да, видать, судьба меня берегла до поры до времени, — хоть иной раз сдается мне, зря она старалась. Не успел я хорошенько осмотреться в этой суматохе, — ясно уже было, что попали мы в изрядную переделку, — как появились грузовики, а в них раненые навалом, потому как носилок на всех не хватало. А потом мы увидали грузовик, полный мертвяков, он затормозил неподалеку от нас, и капрал-француз сказал нам, кивнув на убитых:
— Мост обороняли, приказ был нипочем не отходить, а те врукопашную, вот из двухсот восьмидесяти четверо только и уцелели.
Офицеры суетились, отдавали и тут же отменяли разные бестолковые приказы, и я скоро смекнул, что они трусят еще больше нашего: дело-то заварилось нешуточное. У арабов английские винтовки, пулеметы (интересно, какие это сволочи продают им оружие?), и гранаты у них — мы их апельсинчиками называли — почище наших: где разорвется, так что твой снаряд вдарит. Тут, откуда ни возьмись, капитан Мишле, тот самый, инженер, и отдает приказ: выкинуть трупы из машины, грузовики, мол, до зарезу нужны для подкрепления. Свалили мы покойников в кучу, облили бензином… В этом дьявольском костре сердце у меня тогда вконец обуглилось. Припомнил я, как гумно поджигал, но что такое хлеб перед людьми, а ведь это все люди были, товарищи наши, и ежели бы я был там, на мосту, то теперь тоже лежал бы в этой куче, как вот этот коренастенький, вроде меня, только волосы чуть потемнее и борода, видать, еще не росла. Я хотел вытащить его оттуда, чтоб отнести к раненым, а потом схоронить в братской могиле, но капитан обозвал меня идиотом и так двинул по башке кулаком, что я не устоял на ногах и брякнулся на своего мертвяка. Вскочил я с него без памяти и к грузовику, а Наваррец тут как тут — наставил на меня винтовку и говорит:
— Из моего взвода чтоб никто и в мыслях даже не имел бежать — пристрелю, как кролика. Ты меня, парень, знаешь: я шутки шутить не люблю.
Вовремя он меня упредил. Я как раз собирался померяться с ним в меткости: кто кого ловчей подстрелит, и всерьез замыслил удрать, как только запалим факелы и начнем кидать их в эту страшную кучу мертвецов. Наши ребята мигом их раздели, и те, кому это было не впервой, полезли шарить по карманам убитых и тащили все, что попадалось под руку. Я вспомнил про свои часы и запихнул их поглубже в потайной карман, а потом тоже позарился на поживу, да только мне уж последки достались: несколько монет, браслет золотой да фотографии. Недолго, однако, добыча при нас оставалась: капралы заметили и все у нас отобрали, — врагов, мол, будете грабить, успеете набить карманы. Ясное дело, все это они себе захапали.
Едва мы снова погрузились в кузов и нам выдали по банке консервов и фляги наполнили спиртным, как вдруг где-то совсем рядом затарахтели пулеметы, засвистели пули, забухали мины и тучами заклубился белый дым. Тут всех нас затрясло как в лихорадке, внутри и снаружи, так что капралу пришлось для поднятия духа затянуть гимн Легиона, — он ждал, видно, что мы подхватим, но у нас зуб на зуб не попадал со страху, и тогда он велел всем глотнуть из фляжек для храбрости. Арренега не помня себя крестился, а я все облизывал языком пересохшие губы — во рту у меня огнем горело, только водка привела меня в чувство, и я не выпрыгнул из грузовика. К тому же слова Наваррца мне припомнились. Вдруг на дорогу выскочил какой-то офицер, остановил колонну и приказал всем высаживаться: машины, мол, пойдут за подкреплением, — видать, дело совсем худо было. Нас уже никого ноги не держали: как спрыгнули на землю, так здесь же и залегли. Офицеры на нас орут, сержанты и капралы им вторят, а мы знай горланим гимн кто во что горазд.
Новеллы португальских писателей А. Рибейро, Ж. М. Феррейра де Кастро, Ж. Гомес Феррейра, Ж. Родригес Мигейс и др.Почти все вошедшие в сборник рассказы были написаны и изданы до 25 апреля 1974 года. И лишь некоторые из них посвящены событиям португальской революции 1974 года.
Антонио Алвес Редол – признанный мастер португальской прозы."Даже разъединенные пространством, они чувствовали друг друга. Пространство между ними было заполнено неудержимой любовной страстью: так и хотелось соединить их – ведь яростный пламень алчной стихии мог опалить и зажечь нас самих. В конце концов они сожгли себя в огне страсти, а ветер, которому не терпелось увидеть пепел их любви, загасил этот огонь…".
Антонио Алвес Редол – признанный мастер португальской прозы."Написано в 3 часа утра в одну из мучительных ночей в безумном порыве и с чувством обиды на непонимание другими…".
Антонио Алвес Редол — признанный мастер португальской прозы. «Яма Слепых» единодушно вершиной его творчества. Роман рассказывает о крушении социальных и моральных устоев крупного землевладения в Португалии в первой половине нашего столетия. Его действие начинается в мае 1891 гола и кончается где-то накануне прихода к власти фашистов, охватывая свыше трех десятилетий.
Антонио Алвес Редол – признанный мастер португальской прозы. "Терзаемый безысходной тоской, парень вошел в таверну, спросил бутылку вина и, вернувшись к порогу, устремил потухший взгляд вдаль, за дома, будто где-то там осталась его душа или преследовавший его дикий зверь. Он казался испуганным и взволнованным. В руках он сжимал боль, которая рвалась наружу…".
Даже если весь мир похож на абсурд, хорошая книга не даст вам сойти с ума. Люди рассказывают истории с самого начала времен. Рассказывают о том, что видели и о чем слышали. Рассказывают о том, что было и что могло бы быть. Рассказывают, чтобы отвлечься, скоротать время или пережить непростые времена. Иногда такие истории превращаются в хроники, летописи, памятники отдельным периодам и эпохам. Так появились «Сказки тысячи и одной ночи», «Кентерберийские рассказы» и «Декамерон» Боккаччо. «Новый Декамерон» – это тоже своеобразный памятник эпохе, которая совершенно точно войдет в историю.
История дружбы и взросления четырех мальчишек развивается на фоне необъятных просторов, окружающих Орхидеевый остров в Тихом океане. Тысячи лет люди тао сохраняли традиционный уклад жизни, относясь с почтением к морским обитателям. При этом они питали особое благоговение к своему тотему – летучей рыбе. Но в конце XX века новое поколение сталкивается с выбором: перенимать ли современный образ жизни этнически и культурно чуждого им населения Тайваня или оставаться на Орхидеевом острове и жить согласно обычаям предков. Дебютный роман Сьямана Рапонгана «Черные крылья» – один из самых ярких и самобытных романов взросления в прозе на китайском языке.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Унижение, проникнув в нашу кровь, циркулирует там до самой смерти; мое причиняет мне страдания до сих пор». В своем новом романе Ян Муакс, обладатель Гонкуровской премии, премии Ренодо и других наград, обращается к беспрерывной тьме своего детства. Ныряя на глубину, погружаясь в самый ил, он по крупицам поднимает со дна на поверхность кошмарные истории, явно не желающие быть рассказанными. В двух частях романа, озаглавленных «Внутри» и «Снаружи», Ян Муакс рассматривает одни и те же годы детства и юности, от подготовительной группы детского сада до поступления в вуз, сквозь две противоположные призмы.
Джозеф Хансен (1923–2004) — крупнейший американский писатель, автор более 40 книг, долгие годы преподававший художественную литературу в Лос-анджелесском университете. В США и Великобритании известность ему принесла серия популярных детективных романов, главный герой которых — частный детектив Дэйв Брандсеттер. Роман «Год Иова», согласно отзывам большинства критиков, является лучшим произведением Хансена. «Год Иова» — 12 месяцев на рубеже 1980-х годов. Быт голливудского актера-гея Оливера Джуита. Ему за 50, у него очаровательный молодой любовник Билл, который, кажется, больше любит образ, созданный Оливером на экране, чем его самого.
О чем эта книга? Об американских панках и африканских нефтяниках. О любви и советском детстве. Какая может быть между всем этим связь? Спросите у Вадика Гольднера, и он ответит вам на смеси русского с английским и португальским. Герой нового романа Александра Стесина прожил несколько жизней: школьник-эмигрант, юный панк-хардкорщик, преуспевающий адвокат в Анголе… «Троя против всех» – это книга о том, как опыт прошлого неожиданно пробивается в наше настоящее. Рассказывая о взрослении героя на трёх континентах, автор по-своему обновляет классический жанр «роман воспитания».
Образ Христа интересовал Никоса Казандзакиса всю жизнь. Одна из ранних трагедий «Христос» была издана в 1928 году. В основу трагедии легла библейская легенда, но центральную фигуру — Христа — автор рисует бунтарем и борцом за счастье людей.Дальнейшее развитие этот образ получает в романе «Христа распинают вновь», написанном в 1948 году. Местом действия своего романа Казандзакис избрал глухую отсталую деревушку в Анатолии, в которой сохранились патриархальные отношения. По местным обычаям, каждые семь лет в селе разыгрывается мистерия страстей Господних — распятие и воскрешение Христа.
Историю русского военнопленного Григория Папроткина, казненного немецким командованием, составляющую сюжет «Спора об унтере Грише», писатель еще до создания этого романа положил в основу своей неопубликованной пьесы, над которой работал в 1917–1921 годах.Роман о Грише — роман антивоенный, и среди немецких художественных произведений, посвященных первой мировой войне, он занял почетное место. Передовая критика проявила большой интерес к этому произведению, которое сразу же принесло Арнольду Цвейгу широкую известность у него на родине и в других странах.«Спор об унтере Грише» выделяется принципиальностью и глубиной своей тематики, обширностью замысла, искусством психологического анализа, свежестью чувства, пластичностью изображения людей и природы, крепким и острым сюжетом, свободным, однако, от авантюрных и детективных прикрас, на которые могло бы соблазнить полное приключений бегство унтера Гриши из лагеря и судебные интриги, сплетающиеся вокруг дела о беглом военнопленном…
«Равнодушные» — первый роман крупнейшего итальянского прозаика Альберто Моравиа. В этой книге ярко проявились особенности Моравиа-романиста: тонкий психологизм, безжалостная критика буржуазного общества. Герои книги — представители римского «высшего общества» эпохи становления фашизма, тяжело переживающие свое одиночество и пустоту существования.Италия, двадцатые годы XX в.Три дня из жизни пятерых людей: немолодой дамы, Мариаграции, хозяйки приходящей в упадок виллы, ее детей, Микеле и Карлы, Лео, давнего любовника Мариаграции, Лизы, ее приятельницы.
В романе известного венгерского писателя Антала Гидаша дана широкая картина жизни Венгрии в начале XX века. В центре внимания писателя — судьба неимущих рабочих, батраков, крестьян. Роман впервые опубликован на русском языке в 1936 году.