У конца времен - [5]

Йцукенг сейчас далеко от них: он - эскадра, он - каждый из восемнадцати тактических командиров, каждый из головных кораблей - и чувствует, как свои пальцы, неустойчивую работу реактора линкора "Каммерер" при маневре, усталость старого тактика Вапита, холодную жесткую готовность остальных действовать... тактики похожи на оркестр, ожидающий взмаха дирижерской палочки.

Движение флота реалов напоминает музыку - тяжелые, мерные перепады хэви-метала, они всегда делали упор на большие корабли... ракетоносцы, летающие крепости... такие беспомощные, когда они остаются без прикрытия и становятся легкой добычей истребителей.

Миг - "кочерга" рвется сразу в двух местах, колеблется, пытаясь выровняться, оправиться от попадания в зоны наведенного магнитного поражения, кошмарный сюрприз от инженеров сектора глобальных силовых полей, и Йцукенг понимает, ощущает каждой клеточкой тела - сейчас! Растопыренные пальцы врезаются в голограмму, и, повторяя их движение, зеленые искры двумя клиньями таранят строй красных. Оркестр Йцукенга грянул в полную силу - и это совсем другая музыка, легкая, летучая классика, переливающаяся в пространстве. Зеленых заметно меньше, но они выглядят гораздо более подвижными, и Йцукенг совершенно справедливо полагается на личное индивидуальное мастерство своих людей и ТТХ пилотируемых ими боевых единиц, далеко превосходящих показатели противника. Классическая мелодия ширится, крепнет, обретая черты вальса, глуша металл - тот сопротивляется, ухает электрогитарами и тарелками, ревет синтезатором, но все слабее и слабее и слабее в потоке набирающей силу симфонии - да, симфонии, теперь это уже именно симфония, многогранная, мультиуровневая, со своими прелюдиями и кульминациями Йцукенг парит над столом, размахивая ладонями и пальцами в такт неслышной музыке, отдавая в секунду по несколько приказов, обрабатывая рапорты и немедленно на них реагируя.

Он не замечает ни восторженных восклицаний Тима, ни странного, тяжелого взгляда Сву Цыча на своем затылке, он творит - и находится в этот момент в пике гармонии с самим собой и окружающим миром. Для него сейчас есть только музыка - и он дирижирует до тех пор, пока слабые металлические отзвуки не тонут окончательно в хрустальном перезвоне симфонии.

Человек спускается по лестнице вниз, и теперь хорошо видно, что он очень устал - глаза полуприкрыты, дыхание замедлено, лоб и шея покрыты бисеринками пота. Правую ладонь еще покалывает от рукопожатий двух голограмм - Йцукенг не любит фантомов, предпочитая общаться вживую, но не каждый день происходят игры вроде сегодняшней.

Йцукенг идет в комнату жены, и Ячсмить, как всегда, открывает двери, едва он приближается к ним с внешней стороны.

- Милый, - шепчет она, холодными кончиками пальцев касаясь его лица, шеи, груди, и Йцукенг чувствует, как ослабевает обруч, сдавивший голову, уходит из тела тяжесть и зашевелившаяся было боль.

- Девочка моя, - с благодарностью выдыхает Йцукенг и мягко привлекает ее к себе.

Ночное небо над домом Йцукенга завораживает, на него можно смотреть часами. Йцукенг так обычно и поступает - лежа в шезлонге на ночной террасе, широко отрытыми глазами смотрит в ледяную бездонную тьму над своей головой, густо истыканную подмигивающими разноцветными звездами и редкими, но яркими сполохами метеоров. Но сейчас у него гости, и он поддерживает беседу, находя удовольствие в том, чтобы рассматривать собеседников сквозь стекло высокого граненого стакана. За столиком хватает народу - Рольд с женой, дядюшка Э со своей неизменной трубкой, Ячсмить, время от времени исчезающая в доме, чтобы принести напитки и легкую закуску, Тим настоящий, живой Тим, а не стереообраз. Йцукенг встретил его час назад на посадочной площадке у крыльца своего дома - Тима свежего, подобравшегося, только что вылезшего из флаера - они обнялись, прощая друг другу старые размолвки и обиды, и вместе прошли на террасу.

Олдж тоже сидит за столом, хмуро смотрит перед собой и не притрагивается к стакану с яблочным соком. Он оживляется только тогда, когда взрослые, разгоряченные выпитым и уставшие от шумных и бестолковых споров о политике, приносят и раскладывают на столе тонкую металлическую доску, испрещенную гексагональнум узором. Йцукенг оказывается за столом напротив Рольда, Ячсмить стоит у него за спиной. Дядюшка Э вопит, что он ставит три к одному, что сделает их обоих, Тим снисходительно улыбается. Олдж смотрит на доску внимательно, не отрываясь, положив подбородок на сцепленные пальцы.

- Может быть, фору? - доброжелательно предлагает Йцукенг.

- Обижаешь, старик - пыхтит Рольд, стряхивая с пальцев крошки и простирая ладони над доской.

- Контроль, - говорит Йцукенг, мгновенно преображаясь и делая то же самое.

Доска оживает, на ней теперь полно копошащихся синих и желтых искр.

- Стандартный набор у каждого, - говорит Тим, - поле без препятствий и сюрпризов. Стратегия в чистом виде, - и он позволяет себе улыбнуться, - готовы?

Йцукенг кивает, Рольд бормочет нечто неразборчивое.

- Поехали! - говорит Тим, и Олдж наклоняется вперед, поедая глазами доску.