У кладезя бездны. Часть 3 - [88]

В Италии — Бернардо появился как беженец. Принадлежащие его семье поля африканцы теперь использовали как поле для выпаса скота. Его крохотный клочок земли на Сицилии, конечно же, принадлежал другим. Он потерял многих родных, и у него сильно пошатнулась вера — потому, что Господь не уберег их, потому что их убили дикари, и Господь ничего не сделал с этим. Вера в Европе была сейчас совсем другой… это раньше девица по имени Жанна Д'Арк врывалась и кричала, что у нее было видение и все должны пойти… и все шли. Сейчас — мирились и каялись, что Бернардо никоим образом не устраивало. Потом — он узнал, что в составе церкви есть люди, которые не только мирятся и каются. И присоединился к ним.

Сидение на посту на крыше было для него наказанием. Дело в том, что брат Рональдо, выполняя послушание по разводке пива в городские торговые точки — купил две бутылки граппы, виноградной водки и привез ее в монастырь. Распивающих монахов поймал настоятель и назначил наказание — в виде усмирения плоти и внеочередных дежурств. Усмирение плоти — это когда ты раздеваешься до пояса, становишься на колени, читаешь «Отче наш» и одновременно хлещешь себя плеткой по спине. Такой вид… приобщения к страданиям Христовым.

О том, что происходит в монастыре, брат Бернардо никогда не задавал лишних вопросов. Потому что отсутствие любопытства у сицилийцев в крови, равно как и почитание Церкви Христовой. Что бы ни происходило — все правильно, так и должно быть. Он видел, что братия разделяется на две части, одна выполняет только мирские послушания: убирает двор, готовит обеды и ужины, варит пиво и развозит его по торговым точкам — а другие братья постоянно куда-то уезжают и возвращаются. Или — не возвращаются. Он не задавал вопросов — но однажды настоятель вызвал его к себе, поговорил о том — о сем, а потом, как бы вскользь заметил, что как только пройдет пять лет и Бернардо покажет себя честным, смиренным и преданным братству монахом — ему будут давать и другие послушания. Гораздо более опасные, в том числе и в духовном плане, требующие безоговорочной веры в Святую Церковь и в непогрешимость Папы. Бернардо ждал этого момента, он считал себя истинным воином христовой веры, готовым нести ее заблудшим на кончике меча.

Легкий ветерок шевельнул полы одеяния Бернардо, овеял его лицо, и он довольно улыбнулся, день все-таки был жарким. Немного ветра будет как раз кстати, может, завтра Господь пошлет на исстрадавшуюся землю дождь. Но ветер не утишал, он становился все сильнее и сильнее, а вместе с ним пришло какое-то жужжание, подобное жужжанию пчелиного роя, только более слитное и сильное. Бернардо поднял голову — и понял, что в темноте что-то есть и это что-то — приближается, приближается к нему. И тогда он вскинул ружье и выстрелил…

— Твою в бога душу мать! Контакт с фронта!

Свинцовой дробью не сбить десантный вертолет, но когда в тебя с расстояния метров в пятьдесят, в кабину пилота летит пятьдесят с лишним граммов свинца — это всегда неприятно. Еще неприятнее будет — если дробь повредит систему ночного ориентирования. Это может закончиться катастрофой.

— Ястреб один, уйти в сторону, цель у меня на прицеле!

Еще один выстрел из ружья — дробь летит в пустоту. Ответных выстрелов не слышно — но больше никто не стреляет.

— Флажок, Флажок, Флажок! Высаживаю вторую группу вне периметра!

Флажок — означает, что вступает в действие запасной план. Первый — предусматривал то, что вертолеты зависнут и спустят по тросам десант. Второй план — посадка одного из вертолетов рядом, на лугу и прорыв через ворота. Третий, экстренный — посадка на лугу обоих вертолетов, это опаснее всего, потому что затягивается штурм. Вадим понимает это как никто — ему довели «на ухо» информацию, которую не должен был знать никто. В монастыре находится человек или люди, заложник, которого могут даже расстрелять, только бы он не попал в руки русских. Если это произойдет — миссия провалена.

Но после того, как по ним выпалили с крыши — ни о какой скрытности не может быть и речи.

— Ястреб один, иду на запасную площадку! Всем приготовиться!

— Так точно.

Островский сломал светящуюся палочку, что означало — непредвиденные обстоятельства, готовность ко всему.

— Одна минута! Зарядить оружие!

Вертолет резко, как под обстрелом шел на снижение.

— Двадцать метров! Восемь метров! Три метра! Пошли!

Спецназовцы бросились вперед, но не успев пройти и десятка метров вынуждены были броситься на землю, в траву. Откуда-то с бойницы в крепостной стене открыл огонь пулемет.

— Минимальное сопротивление, мать твою! — заорал кто-то в голос.

Пулеметчику следовало бы вести огонь по вертолету, а не по десантникам, проблем могло бы быть куда больше. На вертолете были установлены два бортовых крупнокалиберных пулемета, пулеметчики были в полной боевой. Один из пулеметов открыл огонь, от стены полетели искры. Не факт, что двенадцать и семь способны были пробить крепостную стену — но, воспользовавшись моментом, один из десантников выстрелил из подствольника и несмотря на ночь — точно попал в бойницу…

Вертолет развернулся носом — и всадил в ворота противотанковую управляемую ракету, одну из четырех, какая была на каждом вертолете. Окованное сталью дерево не выдержало попадания противотанковой ракеты и провалилось внутрь в огне и дыму. Раз ни о какой скрытности речи не могло быть — русские били всем, что было, помня старое, сберегшее много жизней правило: посылай пули, а не людей.