У кладезя бездны. Часть 3 - [12]

Да, они молятся. Их губы шевелятся, они могут молиться, даже не имея Бога. Иногда они просто перебирают имена товарищей по борьбе, иногда поминают грехи тех, кого они решили забрать с собой на тот свет. Эсеры — максималисты, не имея Бога, наверное, все же просят его приблизить тот день и час, когда хотя бы их сыновья — увидят светлый час революции и воспользуются ее плодами, принадлежащими им по праву. Исламисты произносят дуа — короткие воззвания к Аллаху с просьбой приблизить их к раю и ввести в Высшее общество. Они считают, что шахиды перевоплощаются в райских птиц… что касается меня, не хотел бы я быть птицей.

У человека, которого я видел, губы хоть заметно, но шевелились. Я не знал, о чем он молится, кого и о чем просит.

Признак восемь: большой мешок или сумка.

Этот признак уже устарел, но его упоминают даже в последнем, совершенно секретном учебнике по тактике антитеррористических действий. В начале прошлого века — бомбисты обожали отправляться на дело: компания джентльменов, дама и корзина для пикника, с фруктами. Корзину бросишь, не только ягодок — но и косточек не останется, взрыватели тогда делали на основе гремучей ртути, очень чувствительные. До того, как появились мощные и небольшие аккумуляторы для мобильных телефонов, батарейки для электронных часов — в мешке или сумке обычно держали батарею, совмещенную, с детонатором, иногда оружие, гранаты. Террористки женщины из эсеров — а такие были — носили в сумочке револьвер, мусульманки сумочек не носят, у них это не принято. У этого человека — сумки не было, но на этот признак сейчас стоит обращать внимание.

Признак девять: рука в мешке, сумке или кармане. Во времена моего отца — был такой прием. Если ты видишь человека с сумкой, и другие признаки присутствуют, хотя бы половина — ты бросаешься к нему, сшибаешь на землю и обхватываешь руками. И давишь — как медведь, не выпускаешь, при этом вопя как сирена. Руки блокированы — до детонатора уже не добраться. Если ты ошибся — в принципе можно извиниться, ведь вреда никакого не нанесено за исключением нескольких неприятных минут. Если же нет — то ты мог считать, что жизнь прожил не зря.

Террористы поняли, что к чему и стали засовывать руку в карман или мешок, чтобы держать палец на детонаторе, но это тоже стало признаком. Если ты видишь человека, одна рука которого засунута в карман или в сумку, и он оттуда ее не достает — дело плохо. Если ты видишь человека, который идет, засунув руки в карманы — это тоже повод приглядеться. Если ты видишь женщину в никабе, одна рука которой необычно плотно прижата к телу и не двигается — обычно, в никабе делается прорезь на боку, не так заметно со стороны — бей тревогу, может и успеешь. Даже если просто залечь — тяжесть последствий террористической атаки сокращается на порядок. Если залечь за препятствие — при подрыве шахида ты уцелеешь почти гарантированно — только оглушит. Если схватить шахида и подать команду ложись — вероятно, ты спасешь несколько жизней, и посмертно тебя наградят.

Человек, которого я определил как террориста — держал руку в кармане. Правую, которая у большинства людей ведущая.

Одну…

Пять. Пять из десяти признаков — при том, что один устарел, а один не имеет отношения к Италии, здесь нет исламского экстремизма. Если так — то получается пять из восьми, или ноль шестьсот двадцать пять, если произвести простое арифметическое действие. По правилам, принятым в Персии — при наличии четырех признаков из десяти — следует бить тревогу, шести — предпринимать немедленные действия. По обстановке.

По обстановке…

Ухватив с подноса официанта бокал — я решительно двинулся вперед. Человек этот — в последний момент то ли услышав, то ли увидев боковым зрением, то ли почувствовав меня, попытался уклониться от столкновения — но я был еще быстрее.

— О… прошу прощения — сказал я по-русски, и тут же перешел на итальянский — Mi dispiace, signor. Non cosparso?[4]

Надо было видеть, как он отреагировал на русский язык. Не сказал ни слова — но по глазам вижу — понял. Все — понял.

Мы посмотрели друг другу в глаза — и он уступил, даже особо не сопротивляясь. Понял, что охота на сегодня — закончена. Выстрелить сейчас я ему не дам, а с другой позиции не получится — потому что я уже знаю его, занять «чистую» позицию не позволю. Да и людей много.

— No, signor — коротко ответил он, повернулся и начал протискиваться в сторону выхода.

Аж волосы встали дыбом. Отходняк. Господи… это в Италии то. Что творится…

Черт бы побрал всех этих террористических ублюдков, которые готовы подохнуть сами и не дают нормально жить людям. Как же надоело жить в перекрестье прицела…

— Синьор…

Я повернулся… наверное, излишне резко, едва не расплескав шампанское.

O-la-la…

Ей было около тридцати, судя по осадке — бывшая модель, манекенщица. Темные волосы. Не молоденькая и глупая — а только вступающая в рассвет женщина, только начинающая до конца осознавать свою магическую притягательность для мужчин. От двадцати восьми до тридцати трех, я бы так сказал. Как раз то время, когда молодая, щенячья глупость уже прошла, очарование опытной женщины только приходит, тело все еще молодо. На этом балу — она явно была королевой, все остальные — так… свободные охотницы на промысле. А вот она не охотится, для охоты она слишком уверенно себя ведет.