У каждого свой долг - [49]

Десятки рук мгновенно расхватали текст официального заявления Советского правительства.

Внимание Руни сразу привлек фотоснимок: высокий мужчина запустил руку в кирпичную кладку.

— Кэмпбелл!

Руни бросился к телефону-автомату.

— Господин посол! — взволнованно прокричал он в трубку. Господин Кэмпбелл — «персона нон грата»!

Трубка долго молчала…

А в это время, откуда-то из боковой комнаты вошли в зал и сели за стол президиума руководители пресс-конференции и парашютисты.

Ромашко и его спутников осветили яркие «юпитеры», застрекотали киноаппараты, фоторепортеры забегали, выбирая выигрышный ракурс.

Парашютисты держались уверенно. Забродин и не подозревал в Ромашко и Краскове таких качеств: словно им не раз приходилось выступать перед многочисленной аудиторией. Забродин сидел в зале и с теплым чувством наблюдал за ними.

Ромашко выступал первым. Иностранные журналисты торопливо записывали его слова, стараясь ничего не пропустить.

Потом посыпались вопросы.

Вопрос корреспондента французской газеты:

— Господин Ромашко. Вы действительно боялись вернуться из Западной Германии домой?

Ответ: Да. Вначале «Пахари» убедили меня в том, что в Советском Союзе арестовывают всех, кто был в плену. Затем мистер Корвигер окончательно запугал меня и внушил, что у меня нет иного выбора, как сотрудничать с иностранной разведкой.

Вопрос корреспондента западногерманской газеты:

— Скажите, пожалуйста, остались ли у вас друзья на Западе?

Ответ: Остались. Но вам я их не назову. (В зале оживление.)

Вопрос корреспондента шведского еженедельника:

— Господин Ромашко, сколько времени вы работали с советской контрразведкой?

Ответ: С момента моей заброски в Советский Союз.

Вопрос: И американцы вам верили?

Ответ: Думаю, что верили моим сообщениям. Иначе бы они не давали мне таких заданий.

Вопрос корреспондента американского радио:

— Господин Ромашко, вы действительно не могли устроиться работать на атомный объект?

Ответ: Я вижу, что вас очень интересует этот объект. Думаю, что мог бы устроиться, если бы в этом была необходимость. (Смех в зале.)

Вопрос корреспондента чехословацкой газеты:

— Вы женаты?

Ромашко впервые смутился и покраснел. Кинул взгляд в зал, как бы ища поддержки. Увидел ободряющую улыбку Забродина, выпрямился и решительно ответил:

— Сегодня мне сообщили, что Советское правительство меня простило. Я получил амнистию… Что касается вашего вопроса — в ближайшие дни я женюсь.

В зале раздались аплодисменты.

В этот день весь мир узнал о преступлениях против человечности…

Прошло три месяца.

Стоял ясный зимний день. Искрился под лучами солнца белый снег. Стволы молодых берез, осин и тополей вокруг Внуковского аэродрома слегка дрожали от порывов холодного ветра. Высоко голубело небо. В теплом помещении аэровокзала по радио один за другим называли номера рейсов самолетов, летающих по множеству трасс.

Полковник Забродин сидел в зале ожидания.

— Совершил посадку самолет рейса 312 Берлин — Москва, — услышал Забродин голос диспетчера. Немногочисленные встречающие подошли к двери и стали выглядывать на летное поле. Появились первые пассажиры, послышались радостные возгласы. «Мне-то встречать некого», — подумал Забродин и вдруг за спиной услышал:

— Владимир Дмитриевич! Здравствуйте!

Забродин от неожиданности вздрогнул. Он сразу узнал этот голос, повернулся и тут же увидел Ромашко. Следом за ним торопился Красков. С улыбающимися лицами они подбежали к нему и схватили за руки.

— Как вы живете? Откуда? — Забродин обнял их за плечи.

— Возвращаемся из Берлина. Там состоялась пресс-конференция. Она транслировалась на Запад.

— Вы стали заправскими телеагитаторами! — Забродин ласково улыбнулся. — Как ваши личные дела?

— Спасибо! — почти в один голос ответили они. — Все хорошо. Благодарим вас за все!

— Меня-то за что?

— За все, что вы для нас сделали… Вот он женился. — Красков тронул друга за локоть.

— Ну, а вы как, Владимир Дмитриевич?

— Я? Замечательно!

— Куда это вы, если не секрет?

— От вас у меня секретов нет! — Забродин продолжал улыбаться. — Лечу к другу!

В этот момент объявили:

— Производится посадка на самолет рейс номер 706, Москва — Прага. Просьба занять свои места.

— Вот, видите, и мне пора! — Забродин протянул руку.

— Желаем вам успеха в вашем трудном деле, — руку Забродина сжали крепкие руки и тут же отпустили.

— А я вам желаю счастливой жизни и мирного труда!

Мощный ТУ взревел и вот уже внизу закачались телеграфные столбы, бетонные дорожки. Зеленые ели стали игрушечными. Самолет развернулся и взял курс на Прагу.

Казалось бы, на этом можно было поставить точку и закончить повествование.

Но в контрразведке одно явление цепляется за другое, появляются новые обстоятельства, которые приводят к неожиданным последствиям.

Так и сейчас. Стоит задать лишь один вопрос: «А как Пронский? Что с ним?»

И потянется новая цепь событий. Чтобы разобраться в них, придется на некоторое время возвратиться назад…

III ВЕНСКИЙ КРОССВОРД

Высокий худощавый мужчина деловито вышагивал вдоль просторного кабинета, обдумывая каждое слово, прежде чем его произнести. Пройдя вдоль расположенных в ряд окон, он резко, словно солдат на учении, поворачивался и шел назад. И так же неожиданно начинал говорить. Солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь листву платанов, падали бликами на его лицо и освещали сухие тонкие губы и сухожилия на его длинной шее, переплетенные, словно парашютные стропы. Говорил он неторопливо, зная, что каждое его слово ловится на лету: