У каждого свой долг - [22]

— Вам привет от Николая Александровича Пронского! — повторил Красков, и голос его звучал теперь бодро и уверенно.

Забродин отчетливо, точно это было вчера, вспомнил прошлое, конец 1939 года, когда он был только зачислен сотрудником НКВД.

Осень в том году наступила рано. Капли дождя, смешанные с рыхлым снегом, монотонно стучали о подоконник. Снег тут же таял.

Володя Забродин, невысокий, плотный розовощекий юноша, в военной гимнастерке с двумя «кубарями» в петлицах, долго стоял у раскрытого окна. Курил. О чем-то думал. Может быть, о Московском университете, который он должен был по призыву комсомола не так давно оставить? Или о своей трудной работе в НКВД, где он теперь служил?

Забродин промерз, закрыл окно и собирался уже идти домой, но его потребовал к себе начальник, майор государственной безопасности Крылов.

За те несколько дней, что Забродин его не видел, Крылов осунулся и выглядел нездоровым.

— Садитесь, — коротко бросил он и углубился в лежавшие перед ним бумаги, лишь изредка поглядывая на Владимира. Так прошло несколько минут. Молчал Крылов, молчал и Забродин. Наконец Крылов резким движением отодвинул от себя бумаги:

— Что вы знаете об эмигрантской организации «Пахари»?

На мгновение Забродин почувствовал себя студентом на экзамене. Итак, вопрос о «Пахарях» — антисоветской организации с центром в Белграде. Сразу вспомнилась зеленая папка, которую внимательно штудировал.

— Прочитал все, что у нас есть.

Потом вопросительно посмотрел на Крылова, надо ли продолжать.

— Хорошо. Теперь будете помогать Михайлову. Вы с ним знакомы?

— Немного.

Крылов вызвал Михайлова и представил Забродина:

— Вот вам новый помощник. Введите его в курс дела и дайте поручение.

— Есть! — Михайлов повернулся так же стремительно, как и вошел, но Крылов остановил его.

— Как дела с Пронским?

— Все идет нормально.

— Когда поедете в Ростов?

— Думаю, на следующей неделе.

Забродин слушал этот разговор, ничего не понимая. Кто такой Пронский и при чем тут «Пахари»? Забродин решил при случае подробно расспросить Михайлова, но последний его опередил.

Утром, передавая Забродину толстую папку, Михайлов предупредил:

— Вот вам дело на Пронского. Читайте внимательно и побольше спрашивайте. Чтоб все было ясно!

Не успел Забродин дочитать страницу до конца, как вопросительно вскинул глаза на Михайлова. «Как можно шпиона, диверсанта, участника организации «Пахари», нелегально заброшенного в Советский Союз и схваченного в засаде, выпускать на свободу и ехать с ним в Ростов?» И спросил:

— Простите, кто поедет в Ростов?

Михайлов оторвался от дела и спокойно ответил:

— Вы, я и Пронский.

В прошлом сельский учитель, Петр Васильевич Михайлов говорил неторопливо. Его мягкая речь сразу располагала к нему собеседника. Работать с ним было легко и просто. Закончив писать, Михайлов позвонил по телефону:

— Приведите арестованного Пронского!

Забродин уставился на дверь.

Через несколько минут в кабинет постучали. Вслед за конвоиром в двери показался высокий молодой человек. Арестантские штаны и куртка сидели на нем несколько мешковато. Но, несмотря на эту одежду, чувствовалась сила и спортивная тренировка. Темные волосы, крупный с горбинкой нос и большие задумчивые глаза…

Позади Пронского стоял второй конвоир; ведь преступник опасен и силен. «Такой двинет — и с места не встанешь! А Михайлов почему-то расспрашивает его о самочувствии. Словно это его хороший знакомый или друг. Принимает, как гостя, а не арестанта».

Между тем Михайлов заказал по телефону чай с бутербродами, и, когда принесли, они втроем чаевничали, говорили о том о сем. И никакого допроса! Потом Михайлов достал из шкафа обычную почтовую открытку, флакончик с жидкостью и, передавая Пронскому, сказал:

— Располагайтесь за столом поудобнее, Николай Александрович. Вот текст для тайнописи.

Только теперь до Забродина дошло: «Пронский выполняет задания Михайлова. Вот это здорово!»

Огрубевшим то ли от простуды, то ли от табачного дыма голосом Пронский зачитал: «Посетил Ростсельмаш. Набор рабочей силы производится. Нужны заявление, паспорт и еще справка с прежнего места работы. Постараюсь устроиться». И, не поднимая головы, спросил:

— Писать?

— Да.

Вскоре открытка была готова. Михайлов поднес ее к свету, повертел из стороны в сторону и сказал:

— Молодчина… Никаких следов… Теперь явный текст, и на этом закончим.

Пронский написал быстро, прочел вслух:

«Дорогая Седка!

Вот и лето на исходе. Я весело провела в Крыму время и только недавно возвратилась в свою маленькую комнату. Дома все хорошо, мама здорова и шлет тебе сердечный привет. На днях уже пойду на работу и увижу своих милых подруг. Пиши мне чаще.

Целую. Клара».

— Стиль, конечно, не совсем женский. Вероятно, женской психологии вас не обучили? — пошутил Михайлов. — А почерк от женского не отличишь!

Забродину поручили готовить документы для поездки в Ростов. Михайлов должен был разработать план командировки, продумать, как и где поселить Пронского в Ростове: в гостинице, в комнате, снятой у владельца частного дома, или в коммунальной квартире? Куда устроить на работу: в небольшую артель, или на Ростсельмаш, как он только что писал «Пахарям»? Что для нас наиболее выгодно? Как организовать встречу Пронского с матерью? Где? В Ростове или в Новочеркасске? И другие «мелочи», которые в своей совокупности могут оказать на Пронского нужное влияние.