У каждого своё детство - [8]

Уместно сказать, что в Москве тогда в тысячу раз меньше ездило по улицам автомашин. И отсюда непроизвольно, не нарочно мешать этой весенней забаве – тогдашним детям или даже отдельным подросткам, – опять придётся заметить: как правило, мужского пола, – было некому.

Отложив свою новую игрушку в сторону и взяв из «конвертика» плитку шоколада, я стал её тут же, со сказочным удовольствием поедать (ведь подарок съедобный этот был, я в это верил, от самих Деда Мороза и Снегурочки!).

Совершенно не помню – что было потом. А вообще, пока ёлка стояла в нашей комнате, до своего густого осыпания ёлочных иголок, я по несколько раз в день подходил к ней с чисто потребительской целью: снимать с неё для еды то эту, то другую конфеты, а также и мандарины.

Прошло какое-то время. Однажды мама сказала мне: – Давай учиться правильно говорить. Собачка рычит – знаешь как? – Р-р-р-р-р. Повтори. Хорошо зная уже, как лают и рычат собаки, я, тем ни менее, далеко – далеко не уверенно и не громко повторил.

– Да нет. Собачка рычит вот так: р-р-р-р-р, – р-р-р-р-р, – р-р-р-р-р, – довольно громко и энергично произнесла мама. – Пробуй ещё! Тебе надо учиться правильно выговаривать буковку «р».

Следуя наставлению мамы, я принялся возможно старательнее копировать рычание собаки. Очень быстро это у меня получилось.

– Хорошо, – похвалила мама. – Теперь скажи так: «На горе Арарат растёт крупный виноград».

– На голе Алалат ластёт клупный виноглад, – сказал я, как мне было удобно.

– Нет, нет! Ты скажи тогда так: «На гор-р-р-ре Ар-ра-р-р-р-рат р-р-р-рас-тёт кр-р-р-рупный виногр-р-р-рад»; буковку «р» в каждом из этих слов – не говори, а рычи собачкой.

Я стал не спеша, медленно пробовать, в то же время, наконец-то, начав понимать – как надо произносить букву «р».

Вовсю стараясь, повторяя снова и снова скороговорку, как сказала мама, я довольно быстро научился «рычать» букву «р».

– Та-ак. Теперь скажи: трамвай, – потребовала мама.

– Тр-р-р-р-рамвай, – с большим удовольствием сказал я, хорошо понимая уже, что букву «р» – в этом слове – надо также точно «рычать».

– Труба, – «дала» новое слово мама.

– Тр-р-р-р-руба, – произнёс я.

– Рыба.

– Р-р-р – р-рыба.

– Трещотка.

– Тр-р-р-р-рещотка.

– Понял, как надо выговаривать буковку «р»?

Я утвердительно кивнул головой.

– Теперь сам тренируйся, – в завершении этого маленького урока, сказала мама.

Подбирая слова, содержащие букву «р», я тут же стал тренироваться; тренировка эта и все последующие в том же духе, – не прошли для меня даром. Очень, очень быстро (может быть, даже на следующий день) я в принципе свободно и правильно да как положено (без «рычания») стал выговаривать букву «р».

4.

Упомянув выше о своей второй бабушке – бабе Клаве, пришёл черёд повести разговор и о ней, о её также небезынтересном местожительстве, да и о людях, которых я видел там.

…В один, безо всякого сомнения, субботний вечер, в данном случае, уже, так сказать, вовсю наступившего Нового… года, мы с мамой привычно, привычной дорогой двигались к этой моей другой бабушке. Мороз, помнится, был не сильный. Я ехал на санках, мама везла их за собой; сразу же оговорюсь: санки были без спинки. Дорóгой балуясь, я вёл себя непоседливо. Вначале, как положено, я ехал сидя на санках; потом «придумал» лечь на них на спину; вскоре, видимо, почувствовав риск упасть с санок – во время их движения, я перевернулся на живот и, для надёжности, ухватился за них руками. В этом положении я замер, с интересом наблюдая убегающий, не глубокий след от моих санок и целое море – в электрическом свете уличных фонарей – искр снега на дороге.

Тротуар, по которому мы двигались, был почти совершенно безлюден. Изредка – изредка проезжали по улице автомобили. Мама шла не быстро и не неспешно. Я без помех занимался своим «наблюдением».

Прибыв на место, передав меня с рук на руки этой моей другой бабушке, мама вскоре ушла.

Бабушка эта, теперь следует сказать, жила не одна, а с мужем, моим дедом, и с двумя сыновьями, моими дядями; один из которых (старший из сыновей бабушки) служил в то время в армии.

Деда моего звали Иван Иванович; дядю, служившего в армии – Валентин; другого (дядю) – Юрий. (Последний учился в то время в общеобразовательной школе, в 8-ом классе, кажется). Оба дяди были по – отчеству, надо ли говорить, Ивановичи. На тот час, когда мы с мамой прибыли к ним, дома были все, кроме, естественно, Валентина (Ивановича).

Квартира, вообще жильё, в котором жили эти мои близкие родственники, было, если точнее, ещё любопытнее нашего – на Городской улице; в общих чертах адрес данного жилья тогда был следующий: город Москва, Сиротский переулок…; позднее, примерно лет через десять (в 60-ые годы), Сиротский переулок был переименован в улицу Шухова.

Дом, в котором жила баба Клава, был бревенчатый, двухэтажный, громко говоря, двухподъездный. Напротив её дома – через Сиротский переулок – за оградой железной, довольно высокой, – не фасадом своим располагался тогдашний телецентр, над которым высилась телебашня архитектора Шухова. Отдавая справедливость, все же надо сказать: дом этот, как говорится, доживал свой век. Уже в 1958 году его, дома этого, не стало. В плановом порядке он был снесен, и люди, проживавшие в нем, получили, соответственно лучшее, современное жилье. Вообще же подобных домов в Москве тогда было много; в частности, их было в сумме как минимум, как минимум 10 – в Сиротском переулке и на, перпендикулярной к нему, улице Шаболовке. Отсюда вид, в частности, этого уголка Москвы был тогда, ну, никак не столичный, а скорее – глубоко провинциальный…